было значимое событие, к тому же меня должны были представить на этом мероприятии, как нового члена команды.
На эти два дня я закрылся в коконе апатии, максимально отстранившись от мира. Закидываясь с самого утра кучей обезболивающих и найденными в аптечке матери прозаком и мапротилином1, я часов на 18 терял способность рационального мышления. Смесь обезболов и двух видов антидепрессантов давала спасительный эффект пустоты в моей голове.
Двигаясь словно робот, я автономно выполнял все то, что ждала от меня моя мать, и хорошо поставленная речь давала гарантию, что я не блеял, как дебил, когда ко мне обращались. Однако я почти не помнил эти разговоры. Я не помнил почти ничего, кроме смутных образов, как будто вспоминал фильм, посмотренный несколько лет назад. Через каждые несколько часов я склонялся над унитазом, освобождая протестующий желудок от колес, закидывая парочку новых. И каждый вечер, выблевывая из себя все таблетки вместе с прожитым днем, я засыпал после этого на полу в обнимку с Ричи.
В понедельник вернулся отец, и они с матерью, обзвонив всех своих «полезных людей», собрали семейный совет. Я смог уловить, что семья моей нареченной тоже приглашена на торжество, и родители хотят объявить о помолвке. И обстановка, мол, подходящая, да и перед мистером Морганом это выглядело бы как почти выполненное обязательство.
Я согласился без боя. Мать с отцом только молча переглянулись: видимо, они ожидали от меня очередного всплеска «подросткового бунта». Но я был не в состоянии спорить. Я только выдавил из себя согласие и снова уперся взглядом в пол. Но все же успел заметить удовлетворительный и облегченный кивок матери и слегка подозрительный взгляд отца. Вспышкой молнии в моей голове пронеслась мысль, что вот сейчас он мне скажет: «Сын. Если вдруг ты подсел на наркотики или что-то подобное…»
Что он бы сказал дальше? «Ты можешь рассказать мне»? «Я беспокоюсь о твоем состоянии»? «Это не то занятие для молодого успешного парня»?
В любом случае, он просто промолчал. А я не стал развивать мысль. Потому что не хотел и потому что не мог. Всё, чего мне хотелось – лечь на пол с Ричи и тупо смотреть в потолок.
Ну и блевать. Нестерпимо хотелось блевать.
Бросив что-то о сне перед тяжелым днем, я, пошатываясь, поднялся в свою комнату и бросился в туалет. Упав на колени перед унитазом, я обхватил дрожащими руками его бока и с мерзким звуком выплюнул то скудное содержимое, которое было внутри. Живот свело резкой режущей болью, и я, свернувшись в клубок на коврике, тихо заскулил, обняв колени.
Блевать больше не хотелось, а вот сдохнуть – безумно. Впрочем, это желание поселилось во мне с той ночи и не отпускало, пока я не закидывал в себя антидепрессантов до отупения.
Когда я проснулся после удушающей истерики в тот роковой день, в голове еще мелькала мысль сходить к врачу. В конце концов, мой зад кровоточил, а на шее осталась полоса от рубашки. Но перед глазами всплывали лица родителей, на которых – неверие, смешанное с плохо скрытым отвращением.
Я не мог
Прозак – антидепрессант, производное пропиламина. Мапротилин – тетрациклический антидепрессант.
