Пойдём гулять со мной, а то я на велосипеде ещё боюсь один.
Я треплю его за непокорный вихор на макушке и выкатываю велик в сторону лифта.
Я иду, он крутит педали, в сторону лесного массива.
Заруливаем в парк, и чуть поодаль, на берегу пруда, я замечаю знакомое голубое полупальто серого цвета.
"Моя" попрошайка, стоит у самой воды, отламывает от багета, который я ей купил, кусочки хлеба и кидает их местным уткам.
Те, радостно крякают, благодарят тем самым свою спасительницу с подбитой губой.
Идиллическую картину ничего не нарушает, и я замер от умиления увиденного. Спас одну человеческую душу! Хоть на время! Может она задумается наконец-то, что она с собой делает?
Ко мне подъехал мой велосипедист и тоже стал наблюдать за тётей, кормящей уток.
Попрошайка тем временем, достала из бокового кармана чекушку, свинтила ей голову, и залпом выпила. С жадностью закусила остатками багета и покачиваясь пошла в нашу сторону.
Увидев меня, она чуть замедлила шаг.
Я обратил внимание, что теперь и верхняя губа у неё была разбита. Она, явно меня не узнав, собралась с мыслями и слегка покачиваясь обратилась ко мне:
– Дядя, одолжите плиз 30 рублей!..
Монеточка
Пианисты – это великие люди! Они бьют по чёрно – белым клавишам и раздувают моё душевное аутодафе, заставляя пожар моего Alter ego разгораться всё сильнее день ото дня.
Слушаю ли я концертино по телевизору, или вживую – это не важно. Меня сотрясает невероятный оргазм от мембраны струнно – ударного клавишного музыкального инструмента. Это может быть и клавесин, и клавикорды, всё, кроме японских электронных ортодоксов ямаха. Это уже не то! Это современное порно…
Только классика! Фортепьяно, рояль, ну или на край пианино. Там, где молоточки бьют по струнам моей души, и я плачу и рыдаю от счастья.
Я работал тогда, в далёкие годы, всего лишь грузчиком в музыкальном передвижном театре – "Моцарт, Шереметьев и СНГ".
Мы мотаемся по городам и весям. По странам и континентам. И везде нас преследует наш директор Фуат Львович Шереметьев. Потомственный интеллигент от музыки и трезвенник по призванию.
Вся наша труппа, включая обслуживающий персонал исповедует железный закон – воздержания.
Не пьёт первая скрипка, не пьёт – тромбон, даже ударные не притрагиваются к бутылке во время гастролей. Табу!
Над концертной ямой висит родовое проклятье Бориса Николаевича и унылое, всепоглощающее трезвое родимое пятно Михаил Сергеевича.
И только молодой пианист Аристарх Иванович Ребодух всегда пребывает в весёлом расположении духа.
Нажимает он на свои педали и стучит по чёрно – белой доске клавиш с воодушевлением и безудержным оптимизмом. От чего на концертах всегда случаются такие бурные овации и крики:
– БРАВО, браво маэстро!
Да так, что Фуат Львович пребывает в недоумении
