мне, что будешь строить свою жизнь, а не жить прошлым. Я не хочу, чтобы так ты прожил свою жизнь. Тебе ясно?..
Я внимательно смотрел ей в глаза и видел, что в них тоже скопилось немало слез. Ей тоже было тяжело – не только из-за болезни. Она понимала, что оставляет меня одного, и оттого ей тоже становилось горько на душе. Она прекрасно чувствовала всю мою боль и испытывала сейчас нечто подобное. Но также она понимала, что, несмотря на все эти чувства и эмоции, которые сейчас буквально полыхали в нас, я должен жить дальше. А живя одной лишь болью… это будет не жизнь. Потому она и говорила все это, стараясь быть тверже.
– Я не допущу, чтобы ты страдал, слышишь? – почти шепотом спросила она.
Не в силах ничего больше сказать, я приблизился к ней и крепко её обнял, положив её голову себе на грудь. Продолжая прижимать её к себе, я нежно поцеловал её в висок.
– Всё будет хорошо, обязательно… Разве может быть иначе?.. – казалось, я больше пытался убедить себя, нежели её.
Она отстранилась, и снова, твердо и решительно глядя мне в глаза, повторила:
– Пообещай мне. – Её тон не терпел даже малейших попыток что–либо возразить.
– Я обещаю. – Немного поколебавшись, выдавил из себя я.
Только тогда мама, с явным облегчением легла обратно. Немного помолчав, она добавила:
– Я люблю тебя, родной мой. Ты – лучшее, что было в моей жизни. – Её голос становился все тише и тише. А я, слушая её, кажется, даже дышать перестал. – Пусть твоя жизнь будет лучше моей… – Она говорила сбивчиво, с перерывами, – и пускай… никакие невзгоды… не смогут тебе помешать… Будь достойным человеком… будь лучше, чем многие в этом жестоком мире… Будь счастлив, любимый.
Сказав это, она замолчала. А я изо всех сил держал её за руку, словно тем самым пытаясь удержать её здесь – в этом мире, в этой жизни.
Я всматривался в её лицо, вслушивался в дыхание, до последнего надеясь, что это еще не все – не конец… Но уже в следующую минуту стало ясно – её не стало.
Дыхания не было, лицо не искажала гримаса боли, а её сердце просто больше не билось. В эту минуту я почувствовал, что вся моя жизнь, весь мой мир канули в небытие вместе с ней.
Как раз в этот момент Козимир снова вошел в комнату и, осознав, что моя мать умерла, попытался вывести меня из помещения, чтобы я не видел этого. Но я сопротивлялся. Не хотел отходить от неё ни на шаг, все еще наивно надеясь, что она может очнуться, что это все не взаправду…
Поняв, что я никуда не пойду, Козимир решил оставить меня с ней наедине. Как только он ушел, я снова кинулся к матери, и теперь я уже не просто плакал, я просто выл от боли. Сейчас меня уже ничто не сдерживало. Моя душа билась в агонии, слезы водопадом лились из глаз, а моё собственное сердце, казалось, само вот-вот перестанет биться.
Я тряс тело своей матери, кричал, чтобы она очнулась. Молил всех богов вернуть её мне. Разумом я понимал, что этого уже не случится, но сердце… оно просто отказывалось
