детского тела и ровное дыхание прижавшейся к ней девочки помогут ей успокоиться.
У нее уже сдавали нервы. Она хотела попросить Виш об исключительной услуге – возложить на нее священный долг, но не могла подобрать слов. Она сделает это завтра. Или если не завтра, то в ближайшее время. Ведь если Тамура победит Кхару и завоюет ее королевство, Кхара точно знала, каким будет следующий шаг девушки. Сначала убить мать, а затем убить дочь. Именно на это Кхаре не хватило духу. Теперь она видела, что из этого вышло, когда дочь оказалась столь же амбициозной, как и мать. Если Тамура оставит девочку в живых, она рискует стать жертвой другой своей версии, начать цикл заново: победительница, которая живет, но живет в страхе, страшась того дня, когда дочь ее жертвы станет достаточно взрослой, чтобы превратить победительницу в свою очередь в следующую жертву.
Следующее утро Кхара провела вне лагеря, позволив дочери отвлечь ее от государственных вопросов. Но эти же вопросы отвлекли и ее. Когда она была королевой, но не матерью, она была всецело королевой. Аманкха изменила ее. Она видела королев, которые, когда правили, могли отбросить мысли о своих дочерях, любовниках, семьях. За последние несколько лет она поняла, что не принадлежит к их числу.
Она собиралась провести утро, обучая Аманкху бесшумно передвигаться по лесу, готовя ее к охоте, но ее рассеянность оказалась заразительной. Трехлетняя девочка никак не могла сосредоточиться. В итоге они продирались сквозь кустарник, затеяв новую игру. «Если я пока не могу научить свою дочь неподвижности, – решила Кхара, – то, по крайней мере, научу ее скорости». – И они играли в догонялки и преследование между деревьями.
Когда они вернулись в лагерь, солнце стояло уже высоко, пришло время заседания совета. Сегодня им предстояло обсудить проблему Бездевичья, не в первый и не в последний раз, и Кхара медленно и неохотно приближалась к месту встречи. Если это Бездевичье затянется, нарушит ли оно мир между королевствами? Самый главный вопрос, с которым каждое из них, вероятно, столкнется в своей жизни. Но ни у кого не было на него ответа.
И когда она вошла в шатер для собраний, женщины уже были здесь. Ей показалось или члены ее совета бросали друг на друга настороженные взгляды? Не просто некоторые, а все: Мирха – на Гретти, Гретти – на Виш, и так далее. Возможно, они были просто разочарованы тем, что она прибыла поздно. Возможно, их недовольство кроется глубже. Ужас закружился внутри нее, разгоняясь в крови, но она не подавала виду.
– Давайте сегодня говорить, – произнесла она традиционные слова, почти как заклинание. – Давайте говорить свободно. Давайте говорить правду. И сегодня давайте говорить о Бездевичье.
Она ждала. Здесь могла высказаться любая из них; любая могла предложить свой вариант действий, без осуждения, без злобы. В ее власти было назначить голосование, но до этого момента все их мысли и впечатления имели одинаковый вес.
– Никто
