Тяжело дыша, обвёл взглядом кабинет. Наткнулся на Лену и переменился в лице. – Вы ещё здесь?
Онемевшая от происходящего Лена прижимала к груди рюкзак. Крон жестом велел сотрудникам покинуть кабинет.
– Госпожа Никитина, я отзываю согласие на интервью. Вы сейчас подпишете обязательство о неразглашении и забудете всё, что здесь услышали.
Возражать Лена сочла бессмысленным и подчинилась.
Сотрудник в медицинской форме и маске вёл её по коридорам, похожим на зеркальный лабиринт, когда раздался гонг, призывающий всех на медитацию уникальности. Медбрат тут же остановился, развернулся к зеркальной стене и вперился в неё стеклянными глазами. Лена попыталась уточнить, куда ей идти, но ответа не добилась и отправилась искать выход сама.
А дальше всё пошло наперекосяк.
После медитации инкубаторий снова закипел и забурлил, предаваясь панике. Лену в форме и маске приняли за свою и в общем потоке понесли по коридорам и шлюзам. Рюкзак с телефоном и документами пришлось оставить в комнате персонала. В надежде быстро вернуться, Лена припрятала его в углу между шкафчиками.
Примерно через полчаса со всей ночной сменой, без малого в сорок человек, она оказалась в огромном зале, который именовали «послеродовым». Две с половиной тысячи люлек, подключённых гибкими трубками к системе жизнеобеспечения, стояли и висели в три яруса. Две тысячи сто сорок восемь из них должны были быть заполнены детьми. Не спавшая ночь смена приступила к пересчёту. Автоматический учёт заключался в сканировании чипов люлек, которые активировались под весом ребёнка. А при ручном пересчёте нужно было заглянуть внутрь и убедиться, что ребёнок на месте. При таком расположении люлек и количестве соединительных трубок процедура походила на распутывание комка ниток. Снова и снова сбиваясь со счёта, сотрудники плакали от бессилия.
Первый пересчёт сразу забраковали – торопились закончить до вечерней медитации, насчитали на одного младенца больше. Бред? Бред. На втором – получили две тысячи сто сорок семь – так же утром насчитала программа учёта. На третий раз, ко всеобщему ликованию, вышли на нужные две тысячи сто сорок восемь. Повалились тут же без сил – подремать перед утренней медитацией. Сев на пол в дальнем конце зала, Лена мгновенно уснула и спала так крепко, что пропустила уход ночной смены.
– Вы с ума сошли! – возопил Крон Страус, застав в послеродовом зале повальную спячку. – А ну вон все отсюда! Вон!
Полусонные сотрудники бросились к выходу, роняя на бегу шапочки и маски.
А Лена проснулась от тишины – никто не плакал, не кричал, не скрипели подвесы и трубки люлек. Но какой-то звук в зале всё-таки был. Она осторожно выглянула поверх нижнего яруса люлек. По залу ходил кастелян1 с бельевой тележкой и собирал разбросанные маски и шапочки. У одной из люлек он замешкался, что-то глухо пробормотал и покатил тележку дальше. Прячась между рядами, Лена подкралась ближе и посмотрела номера: Би-У-23а, соседняя – Би-У-23б. Дождавшись, чтобы кастелян
Кастелян, кастелянша – работники, ведающие хранением и выдачей белья.
