ее обнять, но она отстранилась и смотрела на меня со сдержанным любопытством.
– Скажите! – Она улыбнулась. – Что же, Вера Николаевна вам отказала? Или родители сбавили цену?
– Не напоминай мне об этом, – сказал я, от стыда не находя себе места. – Ни о какой цене не было речи. Это была просто идиотская выходка.
– Ах, мой друг, – сказала она, вертя на пальце колечко с камушком, – как я могу быть уверена, что не дождусь от вас такой же выходки и в другой раз? И вообще, я не уверена, что смогу вас простить. Вы ославили меня на весь город. Знакомые смотрят на меня с сочувствием…
Она продолжала в чем-то меня упрекать, но я не слушал. Я тупо смотрел, как она вертит на пальце колечко, то снимая, то надевая его. И вдруг меня осенило. Ведь я столько раз видел, как надевают тугие кольца! Их не наталкивают на палец, а как бы навинчивают.
– Если вы не можете меня простить… – начал я с плохо скрытым облегчением.
Она испугалась.
– Пожалуй, на первый раз я вас прощу, – сказала она торопливо. – Но вы мне дадите слово, что это никогда не повторится. Вы даете мне слово?
– Да, конечно, – сказал я не очень уверенно.
– Ну, ладно, мир, – улыбнулась она, протягивая мне руку для поцелуя. Я покорно поцеловал ее руку. Лиза тут же отвернулась к роялю.
– В знак примирения, – сказала она, опуская руки на клавиши.
«Боже мой, опять!» – подумал я почти с ужасом.
При первых звуках романса я схватился за голову. Потом отступил к двери. Она ничего не видела. Она была упоена музыкой и своим голосом. Второй куплет я слышал уже за дверью, поспешно, но осторожно спускаясь по лестнице.
Проснувшись следующим утром, я не стал завтракать и сразу поехал на службу. Там сначала написал прошение о переводе в Тетюши, затем вызвал судебного пристава и, вручив ему повестку, велел немедля доставить в участок дворянина Анощенко.
Это дело можно было считать поконченным, и я отправился к Ивану Пантелеевичу, которого, к счастью, застал на месте и свободным от посетителей. Он сидел за своим столом и читал газету, которая всегда была его любимым чтением.
– Что пишут? – спросил я несколько развязно, садясь напротив него.
Он поднял голову и внимательно посмотрел на меня своими подслеповатыми глазами.
– Да вот, хвалят новый метод вставления зубов на каучуке, – сказал он, подумав. – Я полагаю, что если б некоторым головы ставили из того же материала…
– Иван Пантелеевич, – перебил я его, – ежели вы под некоторыми имеете в виду мою голову, то она у меня именно такая и есть.
– Какая-с? – опешил он.
– Из каучука-с, – в тон ему ответил я. – Однажды в детстве пришлось мне упасть со второго этажа и удариться головой об мостовую, так, поверите ли, ничего не случилось, только подскочил, как мячик.
– Пустой человек, – не приняв моей шутки, покачал головой Иван Пантелеевич. –
