Вот из-за их таперича
лишних два килóметра ходим.
Алиса родилась в поезде, на полном ходу, под стук вагонных колёс, на фоне проплывающих за окном безбрежных и с виду унылых российских пейзажей. Её матери, Анне Васильковой, с пятнадцати лет култыхавшейся в свинарнике и неожиданно впервые забеременевшей на четвёртом десятке, приспичило разрешиться от бремени в столице, под крылом старшей сестры, которая укатила от крестьянских трудов в Москву по лимиту ещё в конце семидесятых и вкалывала там каменщиком на стройке до самой пенсии. В столице, думала Анна, и врачи умелые, и уход получше, и спокойней будет какое-то время рядышком с сестрой, вдали от пьяницы-мужа, кулаками работающего лучше, чем головой. Проще говоря, она бежала из дома, убоявшись не столько за себя, сколько за ребёнка. Готовилась загодя, втайне, и барахлишка для малыша надыбала у многодетных соседей, и денюжку скопила, только вот со сроками обмишулилась. Схватки начались ранее на целую неделю.
Она собралась в путь с утра пораньше, сразу после того, как её муж Федот, сорокалетний мужик с лихим чубом на казацкий манер и пышными моржовыми усами, в поисках работы умотал в посёлок. До фермы доковыляла сама, дорога до станции пролегала поблизости от неё. А уж от фермы голосовала – приморилась, с чемоданом-то было несподручно в её положении. Хоть и не тяжёлый, считай, одними тряпками набитый, а всё равно как-никак руку оттягивал. И на полдороге дождалась, наконец, транспорта – тракторист из соседней деревни на мотоцикле с коляской до самого вокзала с ветерком прокатил. Купила билет до Москвы (пропустили без очереди, уважили «тяжёлую» бабу, не без дискуссии на её счёт, как это часто бывает, когда билетов меньше, чем желающих его заполучить) и в ожидании поезда устроилась на перроне, на лавочке под окном диспетчера. Села – ничего, а через полчаса сильно толкануло изнутри, раз другой, и живот вроде как опустился, и самый низ пронизала острая ноющая боль. Анна откинулась, поднялась с перепугу, поддерживая обеими руками раздувшуюся утробу, и уже надумала возвращаться, однако вскоре боль утихла, и она успокоилась. Провела рукой по животу, пожурила: «Не балуй! Рано ишо».
В поезд садилась – всё было замечательно. Но как только отъехали, сразу поняла – до Москвы не дотянет. К счастью, в купе она была не одна. Её попутчики, мужчина и женщина средних лет, представились врачами. На лицо приятные и чистенько одетые. И вообще они показались ей доброжелательными и всезнающими, как ведущие в телевизоре. Разговаривали уважительно, и в глазах светилось понимание. Они отнеслись к ней по-доброму, сказали, волноваться нет причин, в случае чего, помогут, и не такое видали. Расспросили, откуда она и куда едет. Пожурили, выказав беспокойство – в её положении пускаться в такие путешествия, тем более, в одиночку, довольно опасно. Разговаривала больше женщина. А мужчина всё что-то записывал на листке бумаги. Женщина выспрашивала её о семье, о родственниках, о том, какова жизнь в деревне. Анна отвечала искренне, но скупо – непривычно ей было перед чужими раскрываться. Да и вообще разговаривать не хотелось. А ещё женщина поинтересовалась, действительно ли
