честным, всегда подаются в искажённом свете: или с патриотическим дрожанием в голосе, или с изрядной долей цинизма и пошлости, или откровенно лгут, не моргнув глазом, ибо их цель – манипулировать сознанием, и потому не могут рассматриваться, как объективный источник информации. Да и бывает ли таковой вообще? Каждый осведомитель на кого-то работает. Лучше ничего не знать, чем иметь представление о мире с чужой подачи, которая порождает спящего гражданина, не желающего подключать голову – за него-де есть кому подумать. Кузьма не заблуждался на их счёт, решив оградить себя от информационного монстра всеми доступными ему средствами. Он собрал только маленький рюкзачок, с которым когда-то ходил в школу, бросив в него всё необходимое для гигиены, да сунул в кошелёк кое-какие сбережения. Затем, закрыв глаза, ткнул пальцем в заранее составленный им на тетрадном листке список московских вокзалов и отправился на выпавший ему Ярославский. На вокзале он также, вслепую, ткнул в расписание поездов и тут же купил билет на поезд до Костромы. Но неожиданно пересел на другой, следующий по этой же дороге, но куда именно, он принципиально не посмотрел и ни у кого не стал спрашивать. Куда привезёт, туда и привезёт.
Примерно после четырёх часов езды, или чуть более, он неожиданно увидел промелькнувшую в вагонном коридоре странную тень, и его охватила необъяснимая тревога. Интуитивно он почувствовал в ней грозившую ему опасность. Она-то и выгнала его из железной западни на свежий воздух. И на первой же остановке он соскочил на какой-то небольшой станции, названия которой он не запомнил, потому что и не желал запоминать – знать координаты своего местопребывания не значило затеряться – отошёл в сторону, подальше от железнодорожных путей, и побрёл по первой попавшейся ему на глаза просёлочной дороге, ведущей в неизвестность. Хотя, рассуждая здраво, можно сразу понять – всякая дорога куда-нибудь да приводит. Сначала она петляла по лесу, потом тянулась по овсяным полям, пересекала небольшие перелески, спускалась в низины и поднималась в гору, поворачивала вправо-влево и снова выпрямлялась. Который час он не смог бы сейчас определить. В поезд сел поздно вечером, затем, спустя несколько часов, когда уже светало, вышел неизвестно где, и за всё это время ни разу не сомкнул глаз. И потому сейчас он не чувствовал ни рук, ни ног, двигался механически, на автопилоте. Шёл, шёл и вдруг обнаружил, что видимость ухудшилась настолько, что превратилась в свою противоположность – он оказался в вареве клубящегося густого тумана… Кузьма напрягся, замер, и на какое-то мгновение почти физически ощутил, как в его голове что-то щёлкнуло, потом погорячело, одно отделилось от другого, задвигалось, завертелось, память выволокла на свет и рассыпала перед ним беспорядочные обрывки знаний, будто кто-то в поисках неизвестно чего бесцеремонно хозяйничал в его интеллектуальном архиве, и, можно сказать, используя
