разговоре они уже не спешили, им казалось, что время для них остановилось. По очереди они то и дело поглядывали на часы и говорили, говорили…
– А может, работа есть наша жизнь? Ведь она заставляет нас быть теми, кто мы есть, – с живым интересом проговорил Егор, находя хоть какой-нибудь положительный аргумент для человеческой жизни.
– Так-то оно так. Главное, чтобы она не причиняла зла.
– В смысле? – спросил Сомов.
– Мало заниматься одной работой, нужно заниматься ещё и Человеком. Если хочешь – собой! Окультуривать себя. В этом больше смысла, чем в простом понятии – «работа». Мне кажется, что жизнь всё же не в работе. Хотя кто знает…
– Интересно, а в чём тогда?
– Не знаю. Это трудный вопрос. Думаю, что в достоинстве и свободе выбора.
– Не понял.
– Ты видишь, что делается в стране?
– А что делается? – Сомов резко остановился и с любопытством посмотрел на Астапенко.
– Ну ты даёшь! А курс на «ускорение», на реформы? Ты хоть слово «перестройка» слышал?
– Слышал, – тихо, почти шёпотом проговорил Сомов, показывая газету. – Тут об этом много говорят, только вот не пойму, что нам перестраивать?
У нас и так вроде всё хорошо.
– От этой газеты я не в восторге, – сделав гримасу, сказал Астапенко.
В этот момент он приблизился к Егору почти вплотную и тихо, почти шёпотом сказал:
– Кругом одни крайности, политическая недальновидность, сплошное приукрашивание и враньё – на различных уровнях. Весь этот «застой-отстой» – затишье перед бурей, вот увидишь.
– Не знаю, не знаю, – воспротивился Сомов. – Ну а как понимать то, что строятся новые города, идёт покорение космоса, успехи в спорте, культурной жизни, стабильность, уверенность…
– Да потому что вся эта стабильность и уверенность за счёт природных ресурсов, а если точнее – нефти. Ты посмотри, как мы живём: за двадцать лет нет никаких экономических преобразований, никакого прогресса. Я уже не говорю про так называемый железный занавес. Если нас никуда не пускают, значит, «там» есть на что посмотреть… Короче, народ основательно потерял веру в эту «состарившуюся верхушку». И выход у нас только один – нужно перестраиваться, нужно новое мышление, нужна перестройка всей экономики – вот об этом Горбачёв и говорит.
Помолчав несколько секунд, он тут же спросил:
– Про выступление Горбачёва во время визита в Тольятти 8 апреля слышал?
– Не-е-ет, не слышал, – виновато, как бы оправдываясь, проговорил Егор. – А что?
– «Перестройка!» – вот что! И в первую очередь – в мышлении, психологии, в организации, в стиле и способах работы. Понимаешь?
– Ну что тут не понимать! Только я вот думаю, что…
– Что? – Глаза Астапенко неожиданно заискрились, и он как-то по-особому взглянул на Егора.
– Я хотел
