внимательно. Прикладом не бьёт. Пистолетом в голову не тычет.
Тогда меня спас крестик на шее. По какой-то странной блажи повстанцы не стали убивать единоверца. Меня выкинули без аппаратуры с мешком на голове у правительственного блокпоста. После этого я снимал в ЦАР ещё год.
– А вы то сами как думаете, Сергей Игнатич – спрашиваю.
– Что? – капитан удивляется.
Ему нравится действовать по собственному сценарию. Не привык, когда его сбивают с мысли.
– Почему человек так поменяться может? – говорю, – а то я сам себе удивляюсь.
Вот так. Сколько можно в "угадайку" играть?
– У тебя светлая голова, – говорит Грибов, – а в такие головы иногда приходят очень тёмные мысли… опасные мысли.
– Горе от ума, – киваю, соглашаясь, – знаю, мы проходили.
– Не ёрничай, – капитан впервые проявляет раздражение, – таким, как ты начинает казаться, что правила и мораль на них не распространяются. Что они сами лучше знают, что хорошо и что плохо… Что вокруг них обычные люди, а они… – Грибов подбирает слово, – сверхчеловеки.
Это он что мне сейчас, Ницше цитирует? Интересно, труды "сумрачного германского гения" имеют хождение на территории СССР, хотя бы в виде машинописных брошюр? Могут ли они и вправду смущать умы советской молодёжи?
Собственная эзотерика в советской стране тоже была мощная. Один Рерих с Блаватской чего стоят. Понятия не имею, в каком состоянии она сейчас. Скорее всего, загнана в глубокое подполье. Вряд ли уничтожена совсем, учитывая, как пышно она расцвела в Перестройку. На пустом месте такое не случается.
Спросить не решаюсь, а то потом от подозрений не отделаешься. Грибов и без того в лицо мне вглядывается. Смотрит, не триггернусь ли я на знакомые фразы.
Скучно капитану в Берёзове. Это у него голова светлая. А он кражи копчёного окорока расследует "с применением технических средств". Будущая система активно высасывала таких людей с мест и тянула наверх. И там успешно гробила в большинстве своём.
Молодёжь уже сейчас живёт по этому принципу. Рвётся в область. Из области, наверняка, в Москву. А у старших "где родился, там и пригодился". Грибов, Уколов… та же Людмила Прокофьевна вообще акула в тихом пруду районного сельпо.
Более того, есть и обратное движение. Молчанов, Подсинкина. Та же моя нынешняя родительница, которая приехала в район из областного театра. Для человека двадцать первого столетия это кажется неправильным. Нерациональное использование человеческого ресурса.
Но я вижу, что благодаря этому Берёзов сейчас живёт. Райцентр из будущего – бледная тень современного. Построят здесь больницу и бассейн. Только работать и плавать там будет некому. Вытянут социальные лифты из посёлка всю душу.
"А сам то ты, Ветров, готов тут жить и состариться? Снимать пастухов и хлеборобов? Завести огород?" – спрашиваю себя, – жениться на местной, основать трудовую династию и бегать до пенсии с верным
