приключениях. «Доктор, я сразу должен сказать, что занимаюсь онанизьмом, но мне надоело, и я поехал в ма хон (бордель), и там, конечно, помацать себя она дала» (при этом «мацанье» изображается специфическим жестом).
Спрашивается, за что? Кому и что плохого я сделал? И не говорите, что «профессия такая», – ни хрена подобного. Для этого сексолог есть!
Конец агента
Уволен охранник. Формальный повод для увольнения – дал «подозрительной» больной зайти в комнату психолога. Больная известна тем, что ворует время – в больших количествах. На самом деле – несчастный парень поработал один день в сходном учреждении другого города, которым руководит злейший Фоцихин враг, прозванный Фоцихой «Барракуда».
Фоцихина контрразведка доложила о том, что охранник «слил» Барракуде какую-то информацию о симтаотском Центре психического здоровья. Видимо, по простоте душевной рассказал правду о том, как работают симтатотские стервы.
А правда, как обычно, для засланных казачков губительна.
С по
имени Операнда
В городе С. жила-была дама с характером, по имени Операнда. Имя ее я запоминал с трудом, и она превращалась в моей памяти чаще всего во что-то музыкальное – то в Аппассионату, то в Токкату. А иногда и в Аллегру.
Годы шли, и женщина по имени Операнда превратилась в одноименную старушку.
Характер ее лучше не стал, а еще подступила вплотную ранняя сенильность.
И тут муж ее завел себе возлюбленную и решил к ней уйти.
Но фокус не удался – справедливость восторжествовала, Операнда стала болеть – а куда уйдешь от больной?
Ну и выздоравливать, конечно, при таком раскладе Операнде было не резон.
Она стала стонать. Громко. А чаще – очень громко. Из сто нов можно было понять, что ей плохо – голова кружится. «Ойой». При дальнейшем расспрашивании «ой-ой» переходило в «бу-бу-бу» или «дю-дю-дю».
На этом этапе с больной случилось неприятное – ее стали показывать профессорам, а в промежутках между профессорами мне приходилось ликвидировать последствия этих визитов – не потому, что профессора дураки, а оттого, что из «бу-бу-бу» и даже из «дю-дю-дю» много информации не вытянешь, а я, поскольку знал эту бабку наизусть, порой мог чем-то ей помочь.
Приходила она к мне с частотой раз в неделю – и это довольно часто в наших условиях, поверьте, – и дело как-то куда-то шло. Как вдруг вместо привычного, возвращенного в семью мужа со старушкой приехали трое.
Как всегда, старичок-муж, при нем толстенький нарцисст лет под сорок с такой же бородкой, как у меня (интересно, кто ему разрешил растить МОЮ растительность на своем лице?), и женщина, дебелая такая, калибра Федосеевой-Шукшиной, которая отрекомендовалась невестой бородатого нарцисста и социальной работницей (в свободное от исполнения обязанности невесты время).
Пришли они сдавать бабушку навсегда «в соответствующее учреждение, в которые таких берут». Но тут
