со мною в сношения с особым цинизмом. Меня все учили, как жить и как лечить.
А я этого не люблю, признаться. Вспомните из детства: «Не учи ученого, а съешь кота моченого» (кота жалко, но для такого случая – пусть, как исключение).
Сначала позвонила юная семейная доктор – голосом молодым и задорным – и попросила вылечить кого-то, кого я ранее видел, на что я сказал, что не всех и не всегда можно вылечить. Юная доктор директивно отправила меня посоветоваться с кем-нибудь – если уж я не знаю, что делать, – и вылечить больную. Мне подумалось словами Боцмана из «Оптимистической трагедии», произнесенными голосом артиста Андреева: «Я бы советовал тебе не советовать». Но я сдержался, и сказал, что Единственный, с кем я советуюсь, скажем на иврите, «ло замин ка эт», попросту – занят. Есть у него на небесах дела и поважнее. На том и расстались.
А потом пришла к Айболиту лиса: «Ой, меня укусила оса!» – то есть приперлась госпожа Ш. и стала орать, что мужу ее, г-ну Ш., требуется лекарство, название которого она не знает, но чтоб тут же выписали! Главным аргументом необходимости этого действия выдвигалось то, что у нее дома четыре умственно отсталых внука. И вдруг я вспомнил, что в таких случаях говорила Анастасия Ивановна, учительница первая моя – когда кто-то говорил, скажем, про тетрадь или дневник «я дома забыл»: «А у меня дома два кота!» «При чем здесь коты?» – заорала Ш. А при чем здесь внуки-дебилы?
Оттуда у парня симтаотская грусть. Часть вторая
Но на этом приключения не закончились. Пришел зубастый абориген: два больших верхних клыка, как у графа Дракулы, и один – внизу.
Зовут его то ли Ебибай Заебаев, то ли Заебай Ебибаев – в общем, хорошо зовут, как надо. Он совершенно в своем уме, жалуется на приступы тревоги – штука неприятная, неопасная, но мучительная и, к счастью, неплохо поддается лечению. Пациент – интеллигентный человек, играл на народных инструментах (вспоминается всё тот же антисемитский анекдот: «Где два еврея – шахматный турнир, где три еврея – ансамбль народных инструментов»).
Почтенный всегда ко мне ходил с тем, что ему плохо, но лекарств никаких принимать он не хотел, а я должен был говорить ему в ответ: «Ну Ебибаюшка, ну пожалуйста, ну откройте хлебалушко, но положите туда таблеточку!» А он, потупив глазки, отвечал: «Не буду!» и, кокетливо поводя плечиками, добавлял: «Что я знаю, вдруг от лекарств мой печенк-селезенк плохо будет?»
В этот раз я тоже сказал, что особого смысла в наших встречах не вижу, вследствие того, что почтенный не выполняет моих указаний. И народный музыкант стал на меня кричать, что я как врач ему должен, а если не так, то он мне туда-сюда.
Я в подобных ситуациях бывал и ранее – обычно я вызывал ох ранника, но сейчас охранник отсутствовал, так как был традиционно послан по делам секретарши – кажется, за сигаретами.
А дяденька всё орал и орал: «Тебя зарежут – у меня родственники сущие звери!»
Вообще-то, это слова серьезные, зря ими не бросаются, и если о ком-то говорят в городе С., что он «сущий зверь», то к этой характеристике нужно отнестись с вниманием и пониманием.
Словом, скандал
