нет никаких накидок, лишь платья.
Гирре казалось, что Вильгельм ей соврал насчёт отсутствия накидок. Но он оставался таким же непоколебимым и спокойным, что трудно было наверняка это утверждать.
– Ладно, только платье самое простое и дешевое. Да и от ванны я тоже не откажусь, раз уж её предлагает такой красивый мужчина, – девушка, пусть и думала лишь о том, как нарушить спокойствие Вильгельма, но была очень рада такому тёплому приёму. Приятно хотя бы иногда отвлечься от потока сумасшествия и быстротечности, в котором она жила. – Или сейчас вы пытаетесь меня подкупить? Вкусная еда, теплая ванна…
– Холодная, если вы не поторопитесь. – подсказал Вильгельм.
– Не важно. Ещё и новый наряд. Что это – доброта или цена моего молчания?
– Пресвятые, Ваши вопросы не закончатся никогда. Можете считать мои жесты какими угодно, все равно мне Вас переубедить не получится. Прежде, чем вы осыпите меня новой порцией вопросов, должен сказать: я буду ждать вас в обеденной комнате. Второй этаж. Там я всё расскажу и объясню. – с этими словами Вильгельм вышел из комнаты, оставив Гирру одну.
Он не боялся, что девушка вновь убежит. Можно даже сказать, что Вильгельм был уверен в том, что Гирра останется и выполнит любые условия, лишь бы узнать побольше.
***
Ванна была настолько же идеальна и изысканна, как и всё остальное в доме. Мраморный пол оказался ледяным, приятно покалывал ступни. Рядом с белоснежной, наполненной наполовину теплой водой ванной, на табурете с мягким сиденьем аккуратной стопкой располагались полотенца. Возле зеркала на тумбочке ровными рядами, словно солдатики, стояли различные средства для мытья – они даже были подписаны. Все было расставлено до тошноты идеально, что сразу выдавало в Вильгельме перфекциониста.
– Интересно, заметит? – предположила Гирра, меняя несколько баночек между собой, а одну так и вовсе перевернула верх дном.
Одежду девушка сняла довольно быстро, оголив тело, практически наполовину покрытое узорами в виде цветов и стеблей. Единственное, что оставалось, так это повязка, покрывающая руку от плеча до самой кисти. Гирра вообще редко оголяла эту часть руки: максимум, когда меняла бинт, но делала она это быстро, лишний раз предпочитая не смотреть на рану дольше нескольких секунд. Не то, чтобы она стеснялась или считала это изъяном, как принято у аристократии. В высших кругах даже маленький шрам на теле считался отвратительным и те влиятельные особы, кто каким-то образом получали ранения, старались это скрыть и никому не показывать. Гирра же была слишком беспечна и равнодушна, чтобы думать о том, что могут о ней подумать другие. Этот ожог был просто болезненным напоминанием, душевной травмой, которая нашла проявление на теле. Поэтому лишний раз смотреть на свою руку ей не хотелось – в эти моменты к ней возвращались воспоминания из прошлого, которые хотелось бы забыть навсегда.
Внезапно Гирре пришла идея. Для
