меня обидело.
– Да чему тут завидовать? Что вы умрете через несколько месяцев?
Робин и Мишель напряглись, об этом Тимми им не говорил.
– Какой же ты идиот… – отчаянно простонал он.
– А ты – мокришка! Ты мочишь простыни по ночам! Мне бабушка рассказала! Тимми писается в постель, ха-ха! Тимми – мокрые штанишки!
Он стал красным, как помидор, но к счастью, тут вошла его матушка и накричала на нас за то, что шумим. Она выгнала нас с Робин, несмотря на дождь, я был так расстроен, что даже перестал злиться на сестру, в то время как она поникнув шла рядом. Мы быстро вымокли до нитки, но Робин ни разу не пожаловалась. И тут я вспомнил, что обещал бабушке прийти не позднее, чем через полчаса, и расстроился еще больше, понял, что меня накажут. Я стал идти быстрее, и Робин пискнула, что не успевает. Я проигнорировал ее, и тогда она спросила:
– Ты правда видел монстра, Бобби?
– Да.
– Ты что тоже умрешь, Бобби?
Эти слова меня разозлили, сестра точно угадала, какие мысли мучили меня больше всего.
– Нет, я никогда не умру, ясно тебе?
– Но ты сказал…
– Ты слишком много болтаешь, Робин, вот что я сказал. Совсем не знаешь, когда надо замолчать.
И она замолчала.
Когда мы добрались до дома, нас никто не встретил, хотя наша пропажа длилась несколько часов. Бабушка готовила ужин, а дед сидел перед телевизором с бутылкой чего-то вонючего. Он громко смеялся, а увидев нас, прокричал:
– Не ходите мокрыми ногами по полу!
Я подошел к Мэри сказать, что мы дома, но она только кивнула и вновь засуетилась. Я решил, что извиняться нет смысла, но из-за чувства вины все же решил чем-то помочь ей и принялся орудовать скалкой. Казалось, даже этого бабушка не замечала. И никто не обратил внимания на Робин, которая тихо сидела на ступеньке, не издавая ни единого звука, словно голос ее был отравлен.
Вот здесь вам стоило бы записывать, но я вижу, вы совсем не можете отличить главное от второстепенного. Робин впервые замолчала – это важно, слышите вы меня? Не нужно смотреть таким непонимающим взглядом, это меня убивает…»
…
– Пожалуй, у нас будет короткий день. Очень уж я утомился, рассказ отнял много сил, а воспоминания причиняют боль, которую я давно похоронил. Не думал, что это будет так тяжело. К тому же ваше участие сегодня оставляет желать лучшего… с тем же успехом я мог сесть перед стеной и изливать ей душу. Так что, будьте добры, без вопросов. Попрощаемся.
– Вообще-то, я все же хотела кое-что спросить… Ранее вы говорили, что Мишель больше не разговаривала, но в этот вечер она говорила с вами. Так?
– Все верно. Я объяснил, что взрослые не слушали ее, и она замолчала. Для них и для всего мира. Но с детьми она говорила. Ведь дети ее слышали.
– Понятно. Вас тревожит, что вы грубо обошлись с ней? Что не услышали ее?
– Тогда меня это не беспокоило. А позже был отличный повод извиниться перед ней. Но об этом я расскажу
