рассказывайте, кто ее поджег?
– Как это кто? Сама! – дружно возмутились собравшиеся.
– Ладно, ладно! Разберемся.
Увидев прислонившуюся к нашей закрытой двери маму, старший спросил:
– Вы соседка пострадавшей? Что вы видели?
Отец шагнул вперед, пальцем показывая на нашу дверь, резко сказал:
– Здесь мы живем. Я видел все! – и, показав на ступеньки веранды, продолжил: – Мы с сыном стояли здесь, только подошли из сарая. Овечек доили, короче, управлялись со скотиной. Мы еще у загона стояли, увидели, как младший сын соседки, стоя вот здесь, у двери, пытается ее открыть. Но, видимо, дверь изнутри была заперта, и он кричал, чтоб она, ну, его мать, открыла ему. Он долго дергал ручку и уговаривал мать открыть. А когда мы подошли, он попросил нас помочь ему открыть или сломать дверь. Но мы не успели… Дверь открылась, а там такой костер!
Отец попытался рукой изобразить увиденное.
– Ну и мы, конечно же, бросились ее тушить.
Старший махнул рукой стоявшему чуть подальше товарищу, что-то показал, обратился к окружающим:
– Ладно, давайте с веранды, освободите ее, говорю.
Милиционер, которого старший позвал, направил на пол фотоаппарат, начал снимать и на веранде, и в квартире все подряд.
– Давайте так… Сейчас уже поздно. Не хочется сегодня вас больше беспокоить. Но тех, кто что-то видел или что-то знает по этому поводу, прошу, когда завтра мы будем здесь, подойти и рассказать нам. А теперь спасибо большое! До свидания!
Машина заревела, переезжая арык, и исчезла за поворотом. Все еще взбудораженные соседи не могли успокоиться. Из-за чего Зейнаб себя подожгла? Каждый выдвигал свою гипотезу.
– Бедняжка, вся обгорела. Не жилец! – сказал отец, весь измазанный сажей. Подняв местами прожженную телогрейку, повесил ее на гвоздик и, подойдя к умывальнику, попросил испуганную маму:
– Теплую водичку не нальешь?
– Налито, налито. Умывайтесь, – голос мамы задрожал.
Ее лицо тоже было в саже. Через полчаса ошарашенные и расстроенные этой трагедией люди начали расходиться. Мама вынуждена была мыть образовавшуюся на полу веранды, как после пожара, сажу и убирать остатки почерневших тряпок. Наполовину сгорело одеяло, под которым я спал. Мама аккуратно его сложила, дала мне, показав на забор загона. Еще около получаса мы с ней приводили веранду в порядок. Я носил из арыка воду, а мама мыла полы. Отец, облокотившись на перила веранды, изредка вздыхал, молча курил. Было уже очень поздно. В ночной тиши издалека был слышен шум реки. Окурок отца, нарисовав в воздухе искрящуюся дугу, упал под тутовник. А сам он, ничего не произнеся, спустился с веранды и зашагал к загону. Мама, наконец-то закончив наводить чистоту, вылила из тазика в ведро грязную воду, вымыла руки и, поправив на голове платок, подтолкнула меня к умывальнику. А там уже теплой воды не было – пришлось умываться холодной. Взяв висевшее на гвоздике около умывальника
