тащиться за ним через всю комнату, перебирая руками, а каблук начал выходить из раны – все-таки сколько-то я вешу. И уже выскользнул полностью, когда в комнату вошел человек, держащий освященный предмет, горящий белым и неожиданно холодным светом, будто в руке у него светилась звезда. Никогда раньше мне не приходилось видеть такое яркое свечение освященного предмета, если при этом не светился рядом какой-нибудь и мой. Сейчас, когда я лежала на полу, одергивая юбку, и смотрела на идущего мимо Зебровски, это было очень впечатляющее зрелище. В высоко поднятой руке он держал крест, а сам почти весь терялся в тени этого яркого пламени. У меня в глазах мелькали цветные пятна, я пыталась проморгаться и мечтала о маске сварщика. Никогда свет не казался таким ярким, когда светился только мой крест. Но нам разрешено иметь в допросной освященные предметы лишь в случае, когда вампир арестован по обвинению в нападении или убийстве. Тогда можно сказать, что нам нужна защита или нечто такое, что нельзя у нас отобрать, как отбирают оружие.
Дольф протянул мне руку, я ее приняла. Были времена, когда бы я этого не сделала, но сейчас я понимала, что это уважение и товарищество, а не сексизм. Зебровски он бы тоже руку протянул.
А Зебровски загнал вампира в дальний угол светом своей веры, потому что освященный предмет светится, только если держащий его верит или если сам предмет был освящен кем-то достаточно праведным, чтобы освящение держалось. Есть несколько священников, которым я бы не доверила освящать воду, потому что она у меня в критические моменты не засветилась бы. Церковь поддерживает контакт с истребителями вампиров и собирает сведения, кто из священников провалил испытание в вере. Я при этом чувствую себя стукачом.
Вампир скорчился в углу, пытаясь стать как можно меньше, закрывая лицо локтем.
– Прекратите! – вопил он. – Больно, больно!
Из пылающего света раздался голос Зебровски:
– Уберу, когда будешь в наручниках.
Полисмен принес новый комплект наручников и кандалов, сделанный специально для подозреваемых противоестественной природы. Это недешевая штука, поэтому даже в РГРПС их немного. Барни – вампир новый, и мы не думали, что он настолько опасен, чтобы их применять. Ошиблись.
Я посмотрела на полицейского у стены. Кто-то проверял ему пульс, и он застонал и пошевелился. Чертовски больно ему было. Он был жив, но не благодаря каким-то моим действиям. Я оказалась глупой и самодовольной, и от этого пострадали люди. Терпеть не могу, когда я виновата. Вот просто терпеть не могу.
У полицейского глаза вылезали из орбит, но он подошел к вампиру. Мы с Дольфом одновременно взялись за наручники с металлическим стержнем, соединяющим ручную и ножную цепь. И переглянулись.
– Это я сняла с него наручники, играя в доброго копа. – Он всмотрелся мне в лицо. Коротко стриженные, аккуратные темные волосы, все же достаточно длинные, чтобы растрепаться в драке. Он их пригладил, глядя на меня серьезными глазами. –
