Украшением всего на барной стойке с тусклым взглядом висел Угрюмов. В панаме с несуразно большими полями, пестрой рубашке и бриджах, он выделялся на общем фоне большим и ярким пятном.
– Картина Репина «Последний причал», – пошутил Монах.
– Тогда уж Айвазовского, – поправил Олег. – Он море писал.
– Согласен.
Они подошли и встали рядом с чиновником.
– Пойдемте в гостиницу, поздно уже, – предложил Монах.
Угрюмов посмотрел на недопитый бокал и расстроенно вздохнул:
– А что там делать?
– Спать, – как само собой разумеющееся ответил Монах и подозвал бармена: – Рассчитай.
Худосочный парень с неимоверно большими и оттопыренными ушами оживился и стал что-то громко говорить. При этом Угрюмов словно его не слышал. Уставившись в одну точку, он беззвучно шевелил губами.
– Чего он сказал? – насторожился Олег, когда бармен закончил свой монолог.
Монах обвел взглядом зал, словно пересчитывая людей, и сказал:
– Если я правильно понял, мы должны заплатить за всех, кто находится в заведении.
– Это типа рэкет? – попытался угадать Олег.
– Это типа русская душа Угрюмова, – процедил сквозь зубы Монах, доставая деньги.
– Ты за него собрался платить? – удивился Олег.
– А что поделаешь? – Монах грустно улыбнулся и бросил на стойку купюры. – Пошли.
– Стоять! – абсолютно трезвый и властный голос Угрюмова заставил замереть на месте.
Олег обернулся.
Шеф сосредоточенно смотрел в сторону входа. Олег проследил за его взглядом и расстроился. Объектом созерцания чиновника оказалась дородная женщина в синем до пола платье, плотно облегающем крутые бедра. Она вошла в бар в сопровождении худощавого мужчины в военной куртке и штанах.
– Этого еще не хватало! – вырвалось у Монаха.
– Вот это баба! – охрипшим от волнения голосом проговорил Угрюмов. Словно корабль, сорванный штормовой волной от пирса, чиновник громко икнул и оттолкнулся от стойки.
– Нет! – простонал Монах.
– Мадонна! – опрокидывая на пути белые пластиковые стулья и сдвигая в сторону столы, хрипел потерявший над собой контроль Угрюмов. Словно ледокол он оставил за собой свободное от мебели поле.
Мужчина запоздало выскочил вперед и расставил руки, преграждая ста килограммам похоти путь. Однако Угрюмов легко, можно сказать, шутя, отодвинул его в сторону и шагнул к женщине. По залу прокатился вздох.
– Меня зовут Эдуард! – представился он и картинно склонил голову.
– Прочь, прочь! – отмахивалась женщина.
Ее спутник пришел в себя и устремился на соперника. Повиснув на руке Угрюмова, угандиец стал что-то быстро говорить.
