пропадал. Сейчас она снова молча рассматривала то, как апрельский ветер бодро шевелил листву, и Максиму показалось, что если где-то и могут происходить загадочные вещи, то никоим образом не здесь. Не с матерью, привычки которой остаются неизменными.
– В этот раз я принёс сладкое, твои любимые кексы. Помнишь, как ты готовила их для меня в детстве? Знаю, не то, что прописал доктор, но зато вкусно.
Ответа снова не последовало, и в наступившей тишине собственное дыхание вдруг показалось Максиму чересчур громким. Он поставил на кровать чёрный пакет, набитый различной едой, и начал активно копаться в нём в поисках выпечки. Шоколадная начинка была обязательным ингредиентом, мужчина выбрал хлебобулочные изделия, схожие по составу с теми, что часто готовили для него в детстве. Тогда маленький мальчик предпочитал еду вкусную, но совсем не полезную. Правда, добавляли для него сладкое не с целью порадовать, как это обычно бывало у других детей.
Держа в руках коробку с кексами, мужчине вдруг вспомнилось, как одним летним днём ему удалось убедить Лидию Ивановну в том, что он до тошноты ненавидит сладости. Хитрый план сработал, с того момента на кухонном столе всегда стояла заполненная леденцами и мармеладками конфетница, а в своём потёртом рюкзаке Максим всё чаще находил шоколадки.
Тогда мальчик не расстраивался из-за того, что многие вещи мать делала исключительно ему назло, как казалось неважным и то, что женщина зачастую смотрела на него с одним лишь отвращением. Все скрытые мотивы для ребенка являлись сущим пустяком, ведь главное то, что мама не бросила его, как бросил отец, она рядом и старалась готовить только для него одного. Много воды утекло с тех пор, но если Максим замечает шоколадные кексы на прилавках, то сразу вспоминает школьные года и невольно вздрагивает.
Мужчина снова перевёл взгляд на фигуру матери и вздохнул: больше никогда ему не попробовать её фирменную выпечку. Он поставил картонную коробку с выпечкой на стол, сел на кровать и уставился на инвалидную коляску. Когда тишина начала напрягать, он заговорил:
– Сам не знаю, зачем я приехал. Может, исповедаться? Жизнь так иронична. Я всегда боялся стать тобой, пойти по твоему пути. С тех самых пор, когда Августина забрал отец, а меня бросили гнить с тобой в Богом забытом месте, я никогда не чувствовал контроль над своей жизнью, – он внезапно замолчал. – Я больше не брошенный мальчик, но почему же чувствую себя им?
Невысказанные претензии с детства застряли комом в горле и даже сейчас, когда мать не способна закричать в ответ, Максим не нашёл в себе смелости излить душу. Но хотел, ведь знал: теперь всё по-другому. Он глубоко задумался, больше не пытаясь разговорить женщину, в последнее время кошмары всё чаще преследовали его, и он считал, что если мать хоть раз попросит прощения, поблагодарит, то на душе станет в разы спокойнее. Но четверть часа прошла в абсолютной тишине, и все чувства остались неизменными.
«Видя тебя такую беспомощную, полностью зависящую от меня…
