Мишин показал себя принципиальным в непростом вопросе, хотя зам городского прокурора просил его передать дело в суд, чтобы избежать неприятностей, которые могут исходить от вышестоящих органов. И кое-кто из коллег предупреждал Мишина: «Смотри, Петрович, схлопочешь по загривку». На что следователь отвечал в категоричной форме: «Муханов в той ситуации был прав».
Прошло всего несколько дней после закрытия уголовного дела, как посыпались жалобы в областную прокуратуру. Спустя ещё недели три всё началось сначала. На этот раз дело вёл не Мишин, а другой следователь городской прокуратуры.
Максим прекрасно понимал: уголовное дело повторно возбуждено потому, что там есть за что зацепиться – это противоречивые показания Зенина. И пока эта нестыковка будет присутствовать, дело могут возбуждать раз за разом. Везде нужна ясность, а в уголовных делах тем более. Подумав, решил ещё раз поговорить с Геннадием, попытаться убедить его, что тот, сказав правду, ничем не рискует.
Зная, в какое время Зенин приходит с работы, Максим стал поджидать его недалеко от дома. Увидев товарища, Геннадий аж споткнулся, побледнел, однако поздоровался.
Максим помедлил немного, затем спросил:
– Гена, может, всё-таки вспомнишь, что удары тебе Соколов наносил? А то это дело так и будет кочевать от одного следователя к другому.
Зенин стал переминаться с ноги на ногу. Наконец произнёс:
– Макс, ты думаешь, я не переживаю? Но что я могу сделать: сам себе приговор подписать?
– Гена, сколько бывает случаев, когда человек забывает даже то, как его зовут, а потом вспоминает. И ты вспомнил, хотя здесь смешно: всё помнит, всё знает, но не говорит. Как это называется?
– Макс, я всяко крутил, думал, но каждый раз прихожу к одному: меня могут посадить за дачу ложных показаний. Как ты не понимаешь?
– Гена, я видел, как ты бросил камешек в жигулёнок. И представь: я подтверждаю всё это на следствии. Что с тобой в этом случае сделают? Сразу же посадят.
Геннадий изменился в лице, ссутулился.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Затем, чтоб знал: я не сволочь, как ты.
Максим окончательно понял, что его бывший товарищ – трус. И не только трус, но ещё и предатель.
Буравя его прищуренным взглядом, медленно, с сарказмом проговорил:
– Иуда ты, Гена, и другого имени тебе больше нет.
Сплюнув через левое плечо, Максим быстрым шагом пошёл в другую сторону, побоявшись, что не сдержится и врежет подлому человечку промеж глаз.
В этот вечер Максиму впервые захотелось напиться. Придя к Эмме, сказал ей о своём желании. Она сразу смекнула, в чём дело.
– Ты с Геной, с этим уродом встречался?
Услышав острое словцо в отношении Геннадия, Максим с особой нежностью посмотрел на бывшую жену.
– Да, Эмуля, встречался. И знаешь, мне вдруг полегчало, потому что груз, который висел на душе, исчез куда-то.
