и молчит, думая о своём.
– Говорят… потом привыкаешь, становишься равнодушней?
– Нет! Каждый раз как в первый… Каждого помню… – лицо командира меняется и из уголка глаза бежит слеза. – Нельзя привыкнуть к смерти… своих ребят! Может, это про врагов сказано? Тут заморачиваться не надо… Сделал работу и пошёл себе дальше…
Сморгнув слезу, какое-то время молчит:
– Ты как? Не пристрелишь кого-нибудь? – с надеждой смотрит на меня.
– Всё нормально, командир, не подведу… Переболел, смирился, теперь не кинусь… Но и жалости во мне не осталось… Я не подведу! – и, помолчав, добавляю: – На мне ведь ответственность за ребят, что живы…
Рогожин улыбается:
– А как парни тебя ждут! Барана у местных выменяли, шашлык маринуют… Помнишь коньяк, который вы с Тунгусом спёрли у начштаба?
– Помню! – непроизвольно губы расползаются в улыбке. – Мы тогда решили вам свою крутость показать! Ну, Тунгус и предложил…
– Тунгус? А я думал твоя идея!
– Нет, Тунгуса! Очень он хотел вас удивить, вы же для него как бог были…
Оплётка на руле жалобно заскрипела, когда командир стиснул побелевшими, от напряжения, руками руль.
– Я знаю… – и, помолчав, вдруг грустно улыбнулся, – она у меня до сих пор лежит. На дембель вам подарить хотел… Теперь помянем Ваньку и Антона…
Тихий, весенний вечер: горит костёр, тлеют угли в мангале, разносится дразнящий аромат томящегося над углями мяса… Ребята: сидят вокруг костра, старший прапорщик Иванов: колдует возле мангала. Рогожин разлил по стаканам бутылку коньяка. Вышло совсем по чуть-чуть, что такое пол литра на десять человек… Встал и, прокашлявшись, начал:
– Все знают происхождение этой бутылки? – парни грустно улыбаются, конечно, эту историю знают все. Ведь нашу добычу рубали всем коллективом! Командир качает головой: – Эх, не так она должна была быть распита… – и, поперхнувшись, севшим голосом продолжил: – Егор, Саня, может вы скажите?
– А можно я спою? – неожиданно предложил Саня. – Песня тут родилась…
– Я не против, песня это хорошо…
Сашке подали гитару, проведя пальцем по струнам, он начал:
– Простите если не слишком складно – уж как смог…
У могильной плиты, на потёртой скамье,
Грустный парень сидит и вздыхает.
Он почти что седой, хоть и сам молодой
Слёзы скорби с лица вытирает.
Что ты плачешь пацан молодой,
Или кто-то близкий, родной под могильной землёй?
Мать любимая или отец,
Дорогая сестра или брат-сорванец?
Да! Ответил боец молодой,
Близкий, родной человек под холодной землёй.
Я его никогда не любил,
Он и в детстве всегда меня бил,
Но пришлося нам вместе служить,
На не нужной войне рядом быть.
Он
