сколько хватит глаз, до самого горизонта.
Яра раздраженно отвернулась от окна, чтобы увидеть, как брат, стиснув от напряжения челюсть, уголок к уголку складывает накрахмаленные салфетки. Как с ним говорить, когда он такой? Нетерпеливо тряхнув головой, она бесцветно выдохнула: «Пойду, посмотрю, как там гусь». И вышла из комнаты.
Федор за ее спиной покачнулся на месте – колени дернуло противной слабостью, и тяжело оперся руками на стол. Рассеянные глаза заскользили по нежно-голубой стене, путаясь в мелком, едва различимом орнаменте, по старинной печи в молочном кафеле, по ветвистой лепнине на ее скругленных боках, мать называла это наивный модерн, пока Федор не наткнулся на свое отражение в круглом зеркале на печной полке, да так и застыл, пойманный собственным взглядом. Серые глаза и узкий зрачок, упавшая набок челка, выцветшие веснушки на переносице – отражение дробилось, никак не желая складываться в целое.
Кто ты такой, я не хочу тобой быть.
Собственный взгляд, незнакомый и настороженный, держал крепко. Было слышно, как внизу с тихим скрипом Яра открывает кухонную дверь, и как этажом выше ходит по кабинету отец. Если бы захотел, он услышал бы, как звякнул, качнувшись на морозе фонарь, и как ветер с едва слышными хлопками срывает в нем огонек. Но это были опасные звуки, они путали мысли в теплый уютный клубок, сбивали с пути, и Федор старательно гнал их прочь. Часы на руке мягко щелкнули, унося минутную стрелку на новый круг, и он отмер. Выдохнул длинно и прерывисто, пружинисто оттолкнулся от столешницы, подхватил пиджак и стремительно вышел.
***
Плотный поток магии снес с петель входную дверь. Ладонь у Ильдара еще немного пульсировала после колдовства, но это было скорее приятное ощущение. Хотя бы потому, что раньше у него никогда не хватило бы силы на такое. Выждав пару секунд, он подал Ужу, прикрывающему его, знак входить. Тот кивнул в ответ и поднял штурмовую винтовку повыше. Магия – это хорошо, магия – это замечательно, но смерть Бажовых и судьбу своего будущего шабаша Ильдар доверил бы только пуле. Тяжелой, металлической, и не зависящей от изменчивого запаса магии. Не дожидаясь, пока пыль уляжется после взрыва, он потянул повыше шарф и шагнул в сизые клубы. Глаза его были слабее, чем у бабки, но все равно видели лучше, чем человеческие. Чужая, взятая взаймы магия взвыла внутри, а затем понесла его вперед. Шаг стал легким и пружинистым, как у зверя на охоте, рукоять макарова жгла ладонь, хотя он еще не сделал ни одного выстрела. Неслышно ступая, он оглянулся, проверяя Ужа, и толкнул первую дверь. Та с тихим скрипом отворилась.
Было темно, сладко пахло жареным мясом и специями. Жидкий свет из окон осветил просторную кухню, отразился на светлом кафеле, на хромированных деталях кухонной техники и начищенных ручках шкафчиков. В большом духовом шкафу, подсвеченный со всех сторон, тихо запекался гусь. По верху шкафчиков, почти под самым потолком перемигивалась золотыми огоньками новогодняя гирлянда. Было почти тошнотворно по-домашнему
