метров сорок один от другого. И что греха таить, на любой охоте, всякое бывает. Мы уже охотники ученые. Один раз, сидя в шалаше на тетеревином току, еще в полной темноте над самой головой услышал истерический хохот совы, чуть с ума не сошел. Я посмотрел на брата, тот махнул рукой, вперед, и показал на ружье, все, понял: «Будь готов стрелять». Стал потихонечку подползать. Все ближе и ближе. Поднимаю голову, и вот они. По всему озеру растянулась утиная стая. Часть сидят на берегу, остальные спрятали головы под крылья и так дремлют на воде. «Ну и сонное царство», – подумал я. Чуть-чуть приподняв голову, смотрю и смотрю на эту картинку, написанную природой. Но, ох уже этот непоседа Ленька. Я хотел и дальше полюбоваться этой прекрасной, написанной красками осени водой, утками, дубами, которые наклонились кронами к воде, уже потеряв урожай желудей. Но резко стукнул выстрел из ружья брата, за ним второй. Утки испуганно затрепетали, забили крыльями по воде, поднялись в темное небо, и понеслись в разные стороны. А несколько селезней остались, уже склонили головы в воду. А вот несколько пар, даже трудно сосчитать их, кряковые летят в мою сторону одна за другой. Пропуская и бью в угон, по перу, это мой классический выстрел. Одна утка падает в ольховый куст, а вторая под дуб, в осенние листья, и бежит по ним к лозе. Собаки-то с нами, на этой охоте нет, достаю ее выстрелом. Брата не вижу. На меня опять налетает табунок крякв, стреляю и выбиваю в их стремительном полете одну. Она грузно стукнулась оземь. Недалеко звучат два выстрела брата. Стою, жду, спрятавшись за ольховый куст. На озеро Капаны на посадку заходит еще один табунок из разбитой стаи уток. Несется над водой, мне видно, как утки начинают тормозить крыльями, но звучит выстрел Леньки, один селезень валится на воду, а табунок опять налетает на меня. Уже почти темно. Стреляю на штык, и еще одна кряква «бразнулась» мне прямо в ноги. Ох, уже эта охота. Собираю битых птиц. Подходит брат, у него две кряквы, и четыре селезня.
– Гена, нужно еще одного селезня с воды достать. Пробовал, да глубоко, а вода-то уже, что лед холодная.
– Осень брат, осень, не плыть же за ним. Озеро то глубокое, ты что забыл, это же Капаны, – воскликнул я. – Сейчас, смотри, селезня достанем так, помнишь, как в Грузивце-то битых крякв доставляли до берега.
– А, точно, вспомнил, у меня же в кармане куртки шпагат должен лежать на всякий случай.
– Давай!
Ломаю ветку из низкого куста березы. Леня достает с кармана шпагат.
– Наматывай, лучше, прямо по середине палки, – советую ему.
– Да я и сам знаю! Смотри, правильно, а, – он смотрит на меня, как бы испытывая взглядом.
– Да, конечно, классика, доберем дичь, – отвечаю ему.
Край озера. Селезень зацепился за лопухи и плавает посредине. Даю брату, только что созданное нами приспособление.
– Ты бросай, Леха, у тебя руки длиннее, – шучу я.
И так, с третьего заброса, селезень зацеплен, и приплавлен в руки. Теперь пора домой. Обошли стороной озеро Круглое, «перебрули» в резиновых сапогах речку Ствигу, и мимо Мужикового
