Джеймса Галлахера – сенатор, и посольство США требует, чтобы агент Рейнолдс получила разрешение следить за ходом расследования в качестве их официального представителя, – сообщил Сивелл. И, кивнув на сержанта за соседним с нами столом, добавил: – А Боб будет курировать вопросы безопасности по данному делу, если они будут касаться сенатора.
Боб приветственно поднял руку, и агент Рейнолдс кивнула в ответ – как-то нервно, на мой взгляд.
– По моей просьбе агент Рейнолдс поделится с нами дополнительной информацией о жертве, – сказал Сивелл.
Говорила она, впрочем, абсолютно спокойно, без всякой нервозности. Произношение, изначально характерное то ли для Юга, то ли для Среднего Запада, изменилось за время работы в ФБР, став более четким и отрывистым. Агент Рейнолдс коротко прошлась по детским годам Джеймса Галлахера: родился в Олбани, был третьим, самым младшим, сыном сенатора штата. Она неспроста так сказала: «член сената» звучало бы гораздо менее значительно. Учился в частной школе, тяготел к изобразительному искусству, поступил в колледж Нью-Йоркского университета. В возрасте семнадцати лет был единственный раз оштрафован за превышение скорости. За год до выпуска фигурировал в расследовании инцидента с наркотиками: один его приятель перебрал. В целом, по отзывам сокурсников, был приятным, обаятельным парнем, хотя и довольно замкнутым.
Не зная, как еще привлечь к себе внимание, я поднял руку.
– Да, Питер? – заметил меня Сивелл.
По-моему, сзади кто-то хихикнул. А может, это просто подала голос моя паранойя.
– У членов его семьи отмечались психические заболевания? – спросил я.
– По нашим данным, нет, – покачала головой агент Рейнолдс. – Никаких записей к психоаналитику, никаких особых назначений, только обычные рецепты на средства от простуды и гриппа. А у вас есть причины полагать, что его гибель как-то связана с психическим состоянием?
Даже не глядя на Сивелла, я понял, какого ответа он ждет.
– Нет-нет, это так, просто пришло в голову.
Она пристально посмотрела прямо на меня – в первый раз. Глаза у нее были зеленые.
– Идем дальше, – скомандовал Сивелл.
Я как бы невзначай благоразумно переместился подальше, на галерку.
Каждому делу об убийстве, как и вообще любому крупному делу, отдел по борьбе с серьезными преступлениями присваивает специальное кодовое название. Раньше это всегда делал административный ассистент: брал словарь и вычеркивал все слова, какие уже использовали для названий. Но теперь процесс слегка усовершенствовали, дабы в прессу не просачивались ужасы вроде «ТОПЬ81» или «МОЛОДЦЫ». Убийство Уильяма Скермиша проходило под названием «ОПЕРАЦИЯ БИРЮЗА», гибель Джейсона Данлопа значилась как «ОПЕРАЦИЯ КОЛЕСО», и вот теперь печальная кончина Джеймса Галлахера будет навечно занесена в здешний архив как «ОПЕРАЦИЯ СПИЧЕЧНЫЙ КОРОБОК». Так себя эпитафия, но, по словам Лесли, это лучше, чем в Штатах. Там любое дело называется «ПОИМКА МЕРЗАВЦА» в том или ином
