style="font-size:15px;"> – Так почему бы мне не назначить ему десять лет каторги?
– А избирателям это не покажется слишком мягким наказанием?
Элис наблюдала, как судья впитывает все это. Всю свою жизнь она знала мужчин, подобных этому, мужчин, которые были убеждены в своей правоте, самодовольно взирая на нее, как на «красивую штучку», и не желая выслушивать никакие доводы тех, кого считают ниже себя. На мгновение ей пришло в голову, что она должна постараться соответствовать его ожиданиям: восхищаться им, поддакивать, мило болтать, хлопать ресницами. Но нет. Она до такого не опустится.
Судья в полумраке изучал посетителей, сложив пальцы домиком. Затем вздохнул, повернулся и посмотрел в окно.
– Моя хозяйка печет такой яблочный пирог, какого вы никогда в жизни не пробовали. Три года подряд этот пирог получал голубые ленты на пикнике Дочерей Конфедерации. И сейчас на моей кухне на тарелке лежит холодный кусок этого пирога. Мне жаль, что вы проделали такой долгий путь.
Коултон прочистил горло и встал. Элис тоже встала, ощущая, что ее платье задирается до самых щиколоток. Коултон вертел в пальцах свою шляпу.
– Может, не стоит торопиться, сэр? Обдумаете все как следует сегодня вечером и ночью, а завтра утром мы могли бы вернуться и…
– Мистер Коултон. Я согласился встретиться с вами только из вежливости, вот и всё.
– Ваша честь…
Судья поднял руку.
– Ваш мальчишка покинет камеру только в ящике из соснового дерева, – тихо произнес он. – И мне все равно, будет он в нем шевелиться или нет.
– Сукин сын, – прошипела Элис, когда они спускались по ступеням суда.
В самом неженственном жесте она засунула руку под юбку и потянула за застежки корсета, ослабляя их, чтобы как следует вздохнуть. Уже стемнело, но дневная жара еще не спала. В теплой ночи громко стрекотали цикады.
– И ради этого я надевала платье?
– Да, но это того стоило. Только посмотри на себя. Будем надеяться, что нам не попадется по дороге этот помощник шерифа, Олвин. Иначе он точно захлебнется слюнями, увидев тебя в таком наряде.
Элис сдержалась от колкого замечания. Она все еще слишком злилась, чтобы отвлекаться.
– Так это правда, что бедняге осталось жить всего несколько лет?
– Чарли Овид переживет всех нас, – вздохнул Коултон.
– Они все так чертовски уверены, что этот ребенок подобен Иисусу. Но от этого ему только хуже. И с чего они взяли, что ему неведомы страдания?
– О, страдать-то он может. Просто исцеляется и не умирает, вот и всё.
Что-то в тоне Коултона заставило ее задуматься.
– А ты сам-то веришь в это?
– Я не видел на нем никаких отметин, – пожал он плечами. – А ты?
