первый класс. Зачем все это? Хватит! Жена, дом, дети – мировоззрение стало меняться. Сложнее стало бороться с эмоциями. Чувства душу переполняют. Обиды, горечь – все стал переживать настолько остро, до слез. Все, хватит этих слюней. Как все-таки хорошо летать, и это у некоторых до последней черты.
Вторая жизнь. Так и тянет с кем-то поделиться, поговорить – хорошо, дочери меня понимают. Но все равно с ними полностью не выскажешься, нужна подруга – ее нет. Нет, одна есть – жена чужая. А может просто я ее нарисовал: «Анатолий, я не такая уж, как вы меня видите!» Но с ней можно говорить обо всем: умная, с ней интересно, и, конечно, красивая! Всю жизнь искал и нашел. Когда? Зачем? Любви все возрасты покорны! Отговорка… На самом деле готовится одинокая безрадостная старость. Чем заниматься? Табуретки делать? Копии своих самолетов строить? Рисовать? Пытался выразить мысли на бумаге, когда-то хорошо получалось, на выставку возили! Сейчас рву и смеюсь.
Вот так и живешь. Прошлое – это то, что уже ушло, будущего может не быть. Остается только летать, но летать могут больше не дать: «Ты же старый дед. Приборы хоть видишь?» Вот и приживаются клички: «Гриня», «Офицер», «Дед русской авиации!» Из ровесников почти никого. Одни в той жизни так молодыми и остались, другие сейчас не выдерживают этой нормальной гражданской жизни.
Не летная работа забирает столько здоровья, а люди. Борщ – это фамилия такая, бывший командир, нашей, второй АЭ. Подошел с просьбой единственный раз к нему:
– Владилен Петрович, двадцатое апреля, я почти всю саннорму отлетал, отпусти домой. Первое мая! Жена, дети. Третьего в Тюмени в УТО быть на курсах, туда и вернусь, сразу на занятия…
– Ну да, конечно! – ухмыляется разлюбезный Владилен Петрович. – Вот в Надым слетаешь и лети домой…
Сидит на стуле посреди кабинета. На коленях у него громадная таблица подготовки пилотов. Начальник штаба, Рудольф, стоит перед ним, придерживает деревянную раму. Владилен Петрович аккуратно выводит свою подпись с правой стороны: «Ком АЭ Борщ», перед каждой фамилией.
– Ох, не люблю я это занятие, – вздыхает с глубочайшим сожалением Владилен Петрович.
Надым рядом, пятьдесят минут лета, назад пятьдесят. Слетал тридцатого апреля. Теперь можно и домой – на пару дней. Все рядом: до Тюмени с нашими почти три часа, дальше с волгоградскими мужиками на рейсовом в Волгоград. А там шесть часов на автобусе до Жирновска и… дома!
Командира АЭ все-таки сменили, у руля отличный парень. Сейчас общаемся, переписываемся, он как командир эскадрильи в курсе всех наших. Брянский, моложе меня на три года, ушел с летной работы позже на пять лет и по его же словам, мог бы еще летать и летать – не смог. Перестройка – новые люди пришли, как везде не лучшие. И среди нашего брата таких немало. При современной связи каждую неделю перезваниваемся.
– Полетать бы?
Заметно, тоже скучает, и я приглашаю своего командира:
– Приезжай, Вячеслав!
