маршруту? Не слишком ли я занята самокопанием, натягивая свою неуверенность на голову, как натягивала одеяло, когда мне было пять лет, из-за страха темноты, того, что в ней может скрываться, и волков. Может, мне перестать наконец откладывать всё на потом и прямо рассказать об этих событиях?
Неужели я всего лишь сумасшедшая, которая переносит свои заблуждения и порождения расстроенной психики на бумагу?
Доктору Огилви не нравится слово «безумная», в равной степени как и определение «сумасшедшая». Вероятно, она одобряет изменения в названии больницы Батлера. Но я убеждаю её, что это правильные и честные эпитеты. К чёрту всякие политические или негативные коннотации, эти отражающие реальность определения, и они мне необходимы. Возможно, меня тревожит мысль о заключении в психушку, об антисептической стерильности больниц и о том, как пациенты лишаются там остатков человеческого достоинства, но эти слова меня точно не пугают. И я их ничуть не стыжусь. Но мне становится страшно от мысли, что я попала в петлю и не в состоянии говорить прямо – или настолько стараюсь этого избежать, что вгоняю себя в столь беспомощное состояние. Мне будет стыдно, если я не смогу набраться смелости, чтобы сказать правду.
– Прямых путей не существует, – напечатала Имп, – хотя мы изрядно теряем в правдивости, притворяясь, что это не так.
Довольно вопросов. Хватит ими терзаться. Я злюсь, когда испытываю чувство страха. Меня это так злит, что не описать словами. Я не смогу закончить свой рассказ, если меня раздражает сама необходимость попытаться это сделать, и единственное, что злит меня ещё больше, чем чувство страха, – мои неудачи. Итак, я должна это сделать, и я не позволю себе остановиться на полпути.
Мы с Абалин никогда не обсуждали её переезд ко мне. Это произошло как-то само собой. У меня было много свободного места, а ей нужно было где-то жить. Практически с самого начала нашего знакомства я хотела, чтобы она была рядом со мной. Либо мне тогда захотелось в неё влюбиться, либо этот момент стал началом зарождения нашей любви. Это не было похоже на романтическую влюблённость. Я вовсе не была девственницей. К тому времени я уже не раз была в отношениях, но ещё ни разу себя так не чувствовала. Это чувство не было таким… каким? Требовательным? Но я хотела, чтобы она осталась у меня жить, она согласилась, и я этому обрадовалась. Я помню, как первые несколько ночей она спала на диване, среди всех своих дисков с видеоиграми, пока я наконец не убедила её, что это глупо, когда у меня такая большая кровать. Я хотела заполучить её к себе в постель. Мне хотелось, чтобы она спала рядом со мной, и я испытала огромное облегчение, когда она приняла это приглашение. В первый раз, когда мы занимались любовью, в первую ночь, когда она спала в моей постели, меня переполняло чувство огромного облегчения.
В первый четверг после нашей встречи я пораньше ушла с работы, и мы вместе отправились по Уиллоу-стрит в парк, на стадион Декстера, который, как я уже сказала, давно перестал использоваться как
