– час. И момент хороший выбрал – сейчас шеф Татьянин готов на него чуть ли не молиться. Так и есть, глянул на нее искоса, засуетился, все условия для плодотворной работы предлагает, кабинет вон свой предоставить пытается. Сейчас, мне кажется, Франсуа успех развивать будет. Правильно, если основные моменты в кафе обсуждали, почему и о деталях там же не поговорить? И возразить ему на это нечего. Да нет, ты смотри, Татьяна попыталась, но Сан Саныч вспомнил о том, что он – начальник. Голос у него строгим сделался, слова отчеканивает, и во взоре – директива: «Перед Вами поставлена задача – идите и выполняйте». Куда вся демократичность подевалась, когда на горизонте контракт интересный замаячил. Ладно, пойдем в кафе.
В кафе к разговору о делах Франсуа возвращаться не стал. Заказал вино и кофе, усмехнувшись в ответ на Татьянин категорический отказ, и замолчал. С мыслями собирается или дальше время тянет? Вот Татьяна моя явно настраивается расставить, наконец, все точки над i. На стуле сидит напряженно, спину выпрямила, словно аршин проглотила, смотрит чуть в сторону, а на лице – эмоции волнами прокатываются. Сначала на нем царило возмущение, из-за вина, наверное; вот странная: не хочешь, не пей; кто же тебя заставит? На смену ему пришло отчаяние – нет, вот это нам сейчас совсем не нужно: мы – взрослые люди, мы вовсе не обязаны идти у кого-то на поводу. Так, волну безысходности я сбил, что там следующее? Ага, смирение – лучше, но не намного. Ну на этот счет можно не беспокоиться – смирение в Татьяне долго не держится, да и то только в отсутствие источников внешнего раздражения. А тут – вот он, напротив сидит, силы копит.
И все так же молчит. Татьяна подняла на него глаза, в которых на мгновенье вдруг промелькнуло нервозное подозрение, и заерзала на стуле. Вот не умеет она держать паузу! Точно, не выдержала – о делах заговорила. Где-то она, конечно, права: если пришли они сюда о технических деталях беседовать, то чего же время попусту тратить? Но лучше бы она подождала, пока он сам разговор начнет.
Что он и сделал. Он прервал ее на полуслове фразой, с которой, собственно, и должен был начаться этот разговор.
– Танья, по правде говоря, я хотел поговорить с Вами о чем-то другом.
Отлично. Ура! Наконец-то. Да здравствуют прямота и откровенность, если у некоторых не хватает ума намеки понять. Давай, милый друг, высказывайся – я, как никто другой, приветствую игру в открытую! Мне уже просто осточертело воображать, что у него на уме, пытаться представить себе, как к этому относится Татьяна, и гадать, когда мне уже пора вмешаться. И задаваться периодически вопросом, кого из нас – меня или Татьяну – заведет-таки воображение в палату с мягкими стенами. Я хочу слышать и видеть – тогда я знаю, а не догадываюсь.
– У меня сложилось впечатление, что мое общество Вам неприятно.
Хм. Что-то он проницательнее меня оказался. Он же ее всего пару раз видел, а я-то – все время рядом был. Я, конечно, заметил, что он ей не нравится, но она об этом почти не говорила, а я и успокоился, отмахнулся,
