затем взгляд вурра погас. Сосульки шерсти негромко, печально позвякивали на ветру, но это было мёртвое, неопасное движение.
Эрик Стром убил душу зверя – и теперь его тело принадлежало Кьертании. Точнее, будет принадлежать Кьертании… Но до тех пор вурр был моим.
Он стоял, слепо таращась мимо меня, и глаза не вспыхнули жизнью, когда я обошла его по кругу, позволив себе – всего на несколько секунд – расслабиться, прочувствовать, что опасность миновала… И полюбоваться смертоносной, свирепой мощью, теперь полностью подвластной мне.
Но, прежде чем вести его к центру, нужно было залатать струд. Я стащила мешок с плеча, пальцами в перчатках нашарила набор для починки, достала лоскут, костяную иголку с нитью, пропитанной валовым жиром, и принялась торопливо штопать прореху. Пару раз я, кажется, кольнула себя в руку иглой, но не почувствовала этого. Оставалось надеяться, что я не опоздала.
Закончив со струдом, я тронула вурра за загривок, подтолкнула вперёд. Он последовал за мной покорно, как преданный пёс за хозяином, растившим его из щенка.
Переступив порог центра, вурр застынет, и там за дела возьмутся механикёры – начнётся разделка. Но до тех пор он шёл рядом со мной, как друг, – и на миг мелькнула шальная мысль сесть на жёсткую, покрытую коркой льда спину.
«Иде».
«Эрик».
Два огонька в Стуже – тёплых, живых.
Только мы.
Центр встретил меня суетой и ярким слепящим светом. Я почти почувствовала сожаление, оставляя безмолвную и величественную Стужу позади. Вурра и меня обступили механикёры. Кто-то хлопал меня по плечу, кто-то смеялся, кто-то что-то говорил… Все звуки долетали до меня издалека. Я позволила течению центра подхватить меня и понести в нужную сторону – туда, где охотники переодевались, мылись, лечились, становясь из тех, кем они были в Стуже, теми, кто мог выйти в Химмельборг и притвориться частью его повседневности.
Кропарь Лил встретила меня в кабинке, охая и бормоча, – я не слушала. В глазах у меня всё ещё белела ледяная взвесь, в ушах стучал ток собственной крови. Эликсиры рассасывались, исчезали – на их месте растекалась холодная пустота.
Стужа пела… Всё ещё пела во мне.
Лил что-то спросила – я не ответила. Руку обожгло болью под её пальцами – и я отстранённо подумала, что успела. Плоть не потеряла чувствительность – а значит, прореха в струде не стоила мне части руки.
– Мы закончим сами.
На пороге кабинки стоял Эрик Стром. Его волосы были влажными – он зачесал их так, чтобы они закрывали изуродованное ухо – и уже был одет для выхода в город: чёрный камзол, рубашка, штаны, заправленные в высокие сапоги.
Лил послушно проскользнула мимо него. Его появление здесь было против правил – но никто не спорил с одним из Десяти.
Стром, не щадя чистых штанов, опустился на колени рядом с низкой скамьёй, на которой я сидела, и внимательно осмотрел мою руку. Струд с меня уже сняли, и после душа я была в одной тонкой белой рубашке.
