всё это известно?
– Я наводил справки.
– Но зачем?
– Бони, из кинокефалов в Штрумфе остался только ты.
– Что?
Мне захотелось присесть, но тут понял, что уже утопаю в кресле.
– Я не в счёт, так как не чистый кинокефал, а помесь. Тем более, скрываю своё происхождение, в документах у меня нет буквы «К». У моих детей тоже не будет этой буквы, и не потому, что они предпочтут таиться, а потому что у них не будет никаких атавизмов вообще.
– Почемухрр… с чего такая уверенность? – кашель не отпускал.
– Потому, Бони… потому, что не увлекаешься ты современной наукой – медициной.
– И что же в этой «современной» науке нового?
– Генетика.
Вот уж удивил, читывали нечто подобное.
– Да, в газетах была публикация работ некого Корр… Коррсна.
– Корренса, – поправил Рейн, – и не только. Также работы по генетике вели Де Фриз и герр Чермак. Но это не суть. Я расскажу лишь про основной принцип, касающийся видоизменений кинокефальего рода. Бони, ты имеешь понятие, что представляет собой ген?
Понятие-то я имел, да вот до подкованного языка Рейна мне было ой как не близко.
– Это хмррр… в генах заключены черты родителей, они и передаются детям.
– В какой-то степени да, если не вдаваться в дебри комбинативной изменчивости, в результате которой родительские гены перегруппировываются, и создается новый организм. Но и это не важно, а главное то, что есть рецессивные и доминантные гены. Рецессивный ген подавляется доминантным, а проявиться он может только с таким же рецессивным геном.
– И к чему это всё? – после разгрома бутылки разум мой захмелел бредовой идеей движения. Хотелось выть и хорошенько потрепать Шарорта. И Рейна заодно, шибко умничает. Я не мог уловить ход его мыслей, оттого и чесались кулаки. Странно, выпили то мы совсем немного.
– А к тому, – хладнокровно продолжал Рейн, игнорируя мое нетерпение, – что ген, несущий признаки кинокефала и является рецессивным! А ген, несущий образ человечий – доминантным.
– Ты хочешь сказать, что кинокефал состоит полностью из рецессивного гена?
– Не полностью, – Рейн страдальчески наморщил лоб, – я слишком обобщил. Бони, пойми, кинокефалы исчезают, уходят в небытие.
– Но… – моё сознание начало приходить в себя, – но целый народ не может быть так запросто стёрт!
– Ещё как может.
Тень легла на лицо Рейна, и я, словно впервые, вгляделся в него. О Христофор великий! Никогда я не отдавал себе отчёта в том, насколько черты его очеловечены! Я всегда видел в нём… кинокефала? Нет, не кинокефала, кого-то другого…
– Ты утверждаешь, что кинокефалы с людьми составляют единую разновидность, что же в таком случае огорчило тебя?
Нет, Рейн не хотел задеть меня, его и вправду интересовало моё мнение. Почуяв то, я погасил рык.
– Но,
