имеем? Трагические события, следующие друг за другом, в эпицентре которых всякий раз находилась моя персона, и лишь по чистой случайности мне удавалось оказаться вне их губительного воздействия и избежать смертельной опасности. Чуть не сбивший меня безумный водитель, обрушившийся лифт, в котором должен был подниматься я, утечка газа на моем этаже… Каждое из этих событий могло стать для меня последним. Удивительно, как мне вообще удалось остаться сегодня в живых! Если бы я не знал наверняка, что у меня нет и не может быть врагов, желающих моей смерти, я бы решил, что на меня открыта настоящая охота. Но, поскольку это предположение я отверг как фантастическое, оставалось только надеяться, что все это – лишь нелепое стечение обстоятельств, случайность. А если нет?
Никакого мало‑мальски толкового ответа на этот вопрос я найти не смог. Было очевидно, что уснуть мне все равно не удастся, поэтому, отвернувшись от окна, я побрел к книжному шкафу, чтобы выудить оттуда хоть что-нибудь, что поможет мне отвлечься от тревожных раздумий.
Массивный, пахнущий старинной древесиной, книжной пылью и каким-то удивительно манящим ароматом тайны отцовский книжный шкаф был для меня самым любимым предметом обстановки в нашей квартире. Открывая его тяжелые стеклянные дверцы, я с трепетом и наслаждением вдыхал особенный, ни с чем не сравнимый запах. В детстве мне казалось, что в этом шкафу скрыты таинственные знания, невероятные приключения и чудеса, изведать которые можно, лишь прочитав все книги, хранящиеся в его чреве. Странное дело – только старые книги обладают способностью излучать подобный магический аромат. Новые, сколько их не нюхай, пахнут лишь типографской краской. Конечно, когда я повзрослел, то ничего особенного за стеклянными дверцами не обнаружил: старые учебники математики, непременные для каждой советской семьи издания Ленина, Маркса, Энгельса, несколько томов Большой Советской Энциклопедии, подписные издания, подшивки любимых семьей журналов за несколько десятилетий и целая когорта семейных альбомов, которые здесь свято хранились. Но, несмотря на разочарование, постигшее тогда меня, трепетное и нежное отношение к старому шкафу я сохранил до сих пор, и ничто не успокаивало меня так, как прикосновение к страницам старых, бережно хранимых книг.
Я провел пальцем по истрепанным пыльным переплетам томов, присел на корточки и, вытащив с нижней полки стопку семейных альбомов, выбрал один – самый старый, в черном замшевом переплете с затейливыми пластмассовыми украшениями. Мама берегла его всю жизнь, как зеницу ока.
«Странно, почему никогда раньше у меня не возникало желания в него заглянуть?» – подумал я, перебираясь с семейной реликвией на диван.
Устроившись поудобнее, я принялся перелистывать тяжелые страницы. На фотографиях, каждая из которых была заключена в рамку с причудливыми виньетками и сдобрена сентиментальной подписью, были запечатлены мои родственники. Я с интересом разглядывал
