не прикусывал щёку или губу, не суетился и не сомневался. Он излучал стопроцентную уверенность, и я была убеждена, что внутри у него тоже полный штиль.
В салоне не играла даже музыка, и когда тишина меня порядком задолбала, я осмелилась задать вопрос, который уже два дня беспрерывно крутился в моей голове:
– Итан звонил тебе?
Алекс, не отрываясь от дороги, сухо улыбнулся.
– Волнуешься?
– Не хочу бессмысленных драк.
– Я рад, что ты понимаешь глупость своего поступка. Впредь старайся меньше пить. И нет, он не звонил.
– Ты умеешь нормально разговаривать? – сразу ощерилась я. – Твоё высокомерие порядком надоедает.
– Нормально это как?
– Это без твоих нравоучений, упрёков и приказов. Снисходительный тон тоже бесит.
– Я обязательно учту все твои пожелания. – Снова этот невозмутимый, раздражающий до оскомины на зубах голос.
– И тебе стоило бы извиниться за свои слова, – не отступала я.
– Извини, – легко бросил он, будто случайно наступил мне на ногу. Прозвучало издевательски и совсем неискренне.
– Ты не умеешь извиняться, – сквозь плотно сжатые зубы язвительно процедила я.
– Нет опыта. Я редко бываю неправ.
От злости я крепко вцепилась в ремень безопасности и уже открыла рот, чтобы вылить на него поток обвинительных фраз, как он внезапно повернулся ко мне и буквально за секунду нейтрализовал весь мой негативный настрой своей широкой искренней улыбкой. От неожиданности я чуть не поперхнулась воздухом и беспомощно смотрела на него, пока он с нескрываемым триумфом в глазах наслаждался моей растерянностью.
Моё сердце дало сбой. Красная мышца замедлилась, а затем принялась качать кровь в удвоенном, нет, в утроенном ритме. Каждый волосок на теле наэлектризовался от напряжения, а в груди возникло давящее неприятное чувство, словно… словно это что-то значило для меня. Нечто большее, в чём я никогда не смогу признаться.
Тряхнув головой, я скинула розовое марево, ещё раз напомнив себе, почему между нами ничего не может быть. Разозлившись сама на себя, я демонстративно отвернулась к окну, решив до конца пути больше не заводить никаких разговоров, заканчивающихся каждый раз мои полным провалом.
На горизонте засверкали небоскрёбы Манхэттена. Царапая верхушками небо, стеклянные вертикали величественных строений уходили в невидимую высоту и поражали своей архитектурной концепцией. Для многих компаний – это вопрос престижа: продемонстрировать собственное превосходство и показать, насколько высоки человеческие амбиции.
Неудивительно, что один из них полностью принадлежал корпорации. Ричарду всегда нравилось безграничное чувство власти, и вид целого города у его ног был лишь каплей в море среди тех вещей, что безостановочно тешили его немалых размеров эго. Поговаривали, что он из какого-то богатого древнего рода, но, прожив с ним
