и перемывали им кости. Детям тоже доставалось.
Самое главное, что требовалось, – здороваться. Здороваться не хотелось, и мы стеснялись. Даже после вежливого приветствия бабульки сверлили критическими взглядами и выдавали свои отметки родителям, которые тоже подвергались проверке при входе в подъезд.
Второй волной шла собачка Пуша, которая облаивала нас на входе и выходе, создавала много шума, заглушающего бабушкину болтовню.
Наша лавочка не изобиловала старушками. Жители нашего подъезда были интеллигентные и не опускались до тривиального сидения возле подъезда. Чаще там сидела Уша, выгуливая Пушу.
Прямо рядом с домом были клумбы с цветами. Наш дом был старше двух других, достроенных позже. Рядом с другими домами клумб не было, только тротуар и дорога. Я помню, как нарядные и нежные ирисы слегка качались на длинных прямых стеблях. С приходом весны их светло-зеленые листья начинали разрезать темную влажную землю, каждый год повторяя обряд трансформации от острых кончиков листьев до лиловых корон головок с желтыми серединками.
Уж не знаю, кто занимался этими цветами, наверное, Уша, так как цветник был под ее окнами. Я не замечала работы на клумбе. С людской помощью или без, природа мягко, но неуклонно повторяет свои циклы, и ирисы каждую весну торжественно венчали клумбу и изумляли людей.
Наш двор состоял из трех зданий, примыкающих друг к другу под прямыми углами, и четвертого здания вдоль улицы Тургенева, соединенного с нашим аркой подворотни и зданием бывшей синагоги, которая была офисным учреждением – финотделом, со своим внутренним двориком и забором. Об этот забор отскакивали мячи с площадки для любых игр, а иногда перелетали забор и попадали внутрь. В этом случае надо было перелезать через забор, доставать мяч и светиться. В учреждении нас за это ругали.
Хлебные фуры заезжали в подворотню, а выезжали через выезд в конце двора, проехав с-образный полукруг.
Через эту дорогу от подъезда находилась вентиляционная башенка бомбоубежища. За ней, налево, был небольшой мощеный дворик и еще пара клумб, ореховое дерево и жестяной коричневый гараж у стены забора финотдела. Возле гаража росла старая ива. На толстом стволе и ветвях приятно было сидеть и прятаться под ветками. Взобравшись на крышу гаража по иве, можно было спрыгнуть во двор финотдела.
Ива была потрясающе уютным местом. Когда во дворе не с кем было играть, я лезла на иву. Там же в компании мы первый раз «курили» отломанные от ручки веника веточки. Сухие палочки тлели и дымились, были гладким в руках и, кроме горького дыма, оставляли довольно приятный вкус соломки во рту. Мероприятие подразумевало использование принесенных из дома спичек, которые, как известно, детям не игрушка. Надо отдать должное, ветки ивы надежно скрывали конспираторов. Без большого огня нет большого дыма, и мы не палились.
Деревьев во внутренним дворе было не так много, но все особенные. Ива имела материнские защитные качества.
