ядреный пуэр. Дорогой, из чайного бутика, но все равно воняет водорослями, как дешевый. Тяжелая пивная кружка чайной нефти, чтобы не умирать от сонливости сегодня в Редакции. Уже с утра было намечено несколько встреч, дню предстояло быть длинным и тяжелым. А с учетом непростой ночи, тревожного сна и раннего пробуждения – поистине невыносимым и тягучим, как слюна алкоголика.
Хорошо хоть, что сегодня пятница.
Когда Матвей сидел на кухне с кружкой чая и книжечкой Несбё, окно распахнуло ветром и на пол полился поток воды – на улице громыхнуло так, что отозвалось в кишках. Гроза! Кое-как справившись с оконной рамой и отгородив ею пространство между домашним уютом и ошалевшей стихией, Матвей увидел небо за окном. Оно было затянуто ярко-фиолетовыми тучами. Неприятный холодок прошел по телу: страшный сон словно опять вползал в реальность, и от этого становилось не по себе.
Матвей.
10 августа 2035, пятница
Девять тридцать четыре. Уже надо бежать.
До Редакции от дома пятнадцать минут через парк. Гроза и правда показала свою мощь – повсюду большие лужи, разметана листва по асфальту. Вырваны деревья. И десятки мертвых наблюдательных дронов – никакая металлическая защита не уберегла их от ночного шквального ветра. Они валялись в лужах или торчали в кронах деревьев, как елочные игрушки.
Матвей поежился.
Пару лет назад, после того как Партия Равенства ввела контроль за улицами при помощи мелких квадрокоптеров с камерами, преступность в районе снизилась еще на четырнадцать процентов. Матвей тогда работал простым журналистом и писал об этом. Прежнее глобальное видеонаблюдение, которое после принятия Закона о Прозрачности облепило городские стены, забралось в подъезды, каталось целый день в общественном транспорте, не обеспечивало должного уровня безопасности, сколько бы камер ни включало, хоть десятки тысяч. Люди жили небогато и не брезговали разбоем. Психопаты буднично резали и насиловали по темным углам. Горожане быстро сообразили, что у всех камер есть слепые зоны. Что камеры можно закрашивать, разбивать, завешивать. Что лица можно скрывать под капюшонами. Поэтому каждый десяток обычных камер снижал количество преступлений на ничтожные доли процента.
Дроны же были динамичны и неуловимы. Управляемые искусственным интеллектом, они формировали разум улья и активно обменивались данными о траекториях полета, чтобы транслировать бесшовную картинку всех улиц. Их нельзя было просто так сломать: они резко поднимались вверх в любой непонятной ситуации, а вокруг тут же собирался целый рой «рассерженных» квадрокоптеров. Ни одному жулику уже было не скрыться – дроны преследовали до тех пор, пока его не пеленал отряд ППС. Минут через десять этот неудачник сидел в обезьяннике с выкрученным в ноль социальным рейтингом. А без рейтинга жизнь его фактически обесценивалась.
Матвея раньше избивали на улице, поэтому вид рассыпанных по лужам дронов сигнализировал о потенциальной опасности: кто знает,
