бойся. Ничего страшного не произойдëт. Подумай о чем-нибудь хорошем, приятном
Тот же юноше стал через шприц что-то вводить в руку мальчика
– Ничего страшного. Это успокоительное. А то у тебя сейчас сердце взорвëтся
Халатик ещё раз мягко улыбнулся и заглянул в глаза Роме. Мальчику и правда стало легче то ли от укола, то ли от этой улыбки, такой родной, как будто бы он с этим парнем был знаком много лет
Адорай, который всë это время стоял рядом, ушëл в помещение, находившееся за небольшим стеклом, и стал с крайне серьëзным, даже суровым лицом о чëм-то говорить с Холодовым.
– Ты точно всë проверил? Ошибок быть не должно?
– Всë проверено сэр. Последние эксперименты прошли успешно.
– Я буду наблюдать на протяжении всего процесса. Если по какой-либо причине этот мальчонка пострадает, будет плохо всему составу. А ты знаешь, я умею причинять боль и не боюсь этого. Надоели мне уже эти ошибки. Раз за разом вы ошибаетесь, потом на коленях уверяете, что такого больше не повторится, что всë проверено, промаха быть не должно, и снова ошибаетесь!
– Сэр, всë проверено. Мы полгода потратили на исправление прошлогодних ошибок. Мальчишка хорош. У нас всë подсчитано и готово
– Да у вас всегда всë идеально. Ладно, давай своим халатикам команду, пусть приступают
– Есть, сэр
Всë получится. Я в это верю. Он вытерпит. Да, он сможет. Огонь и вода закаляют метал. Терпение и муки куют человека.
Холодов вернулся в основное помещение и началось ключевое действие, к которому готовились больше полутора лет. Роме опять ввели несколько странных уколов, но, уже не объясняя, что это. Над кроватью зажёгся яркий красный свет. Все в комнате надели специальные очки и подошли к мониторам. С каждой минутой Роме становилось всë хуже. Всë тело болело, ныло, температура сильно возрастала, голова кружилась, сердце билось намного быстрее. Боль становилась невыносимой… Раздался крик. Рома стал извиваться на кушетке, биться об неë затылком. Ремни, сдерживающие мальчика, врезались ему в руки и в ноги, оставляя красные следы. Халаты молча выполняли конкретные функции, лишь изредка раздавался твëрдый голос Холодова, нервно раздававшего приказы. Но тишины в помещении не было: почти без перерывов звучал детский крик, страшный, мучительный, отражавшийся от голых стен и усиливавшийся. Он мог долго не затихать. Но всë же периодами он сменялся мычанием и болезненным стоном. В эти моменты Роме становилось легче: грудная клетка начинала подниматься и опускается более спокойно, вдохи были глубокими, хоть и неравномерными, нижняя челюсть тряслась, лицо было влажным от пота и слëз, которые лились не прекращаясь, всë его маленькое, худенькое тело выражало чувство сильной усталости и измученности. За стеклом всë так же стоял Адорай. Его лицо выражало сильное волнение и обеспокоенность.
57, 58, 59 и равно час прошëл. Неплохой результат, немногие до такого доходили. Хм, давай же…Чëрт! Я опять
