лишь изредка. Ему казалось глупостью, что можно повесить плоскую картинку на гвоздь в стенке и считать это прекрасным. Особенно когда то же самое изображение можно было увидеть прямо за дверью, созерцать и обонять, проходя насквозь.
Книги тоже представлялись ему бесцветными, безжизненными и недостоверными. Карл никогда не обременял себя излишним чтением, ему хватало самого необходимого: этикеток, вывесок, ценников и объявлений о найме работников. Писать он почти не умел, хотя и мог поставить свое имя на договоре о найме и даже иногда его менять. Что касается его собственной фамилии, он не удосужился ее запомнить, поскольку ее сложно было произнести, а уж тем более записать. Со временем она исчезла в тумане, как и остальное его детство.
Все это полностью устраивало Карла, он не стремился много на себя взваливать. Он был свободной птицей. Всегда получал лучшее под чистым небом, хотя зимы и работа загоняли его в отсыревшие бараки, амбары и чердаки, где приходилось делить угол с другими мужчинами и терпеть их запахи. Другое дело, когда речь заходила о женщинах. С ними он готов был спать где угодно.
Кровать Даники была необыкновенно уютной. И все же он удивлялся, что так далеко зашел.
Это не было на него похоже.
– Ты куда? – спросил он, подняв на нее взгляд.
Она поднялась с кровати и стала к нему боком, так что половина ее обнаженного тела купалась в прохладном лунном свете. Одна грудь дерзко торчала навстречу окну, как небольшая голубая гора. Сосок возвышался. Даже тень была красивой.
Даника, не отвечая, обогнула столб кровати и исчезла в коридоре, преследуемая взглядом Карла. Ее волосы рекой стекали по спине. Что-то было в ее походке. В том, как покачивались ягодицы. До чего же роскошная попка, подумалось Карлу. Его член слегка пошевелился. За собственной широченной грудной клеткой, простиравшейся как заросшая равнина, его не было видно.
На самом деле ему было все равно, куда она собралась, лишь бы быстро вернулась. Он услышал звон стакана на кухне. Молоко. Она решила попить молока. Скоро она вернется к нему со своими длинными рыжими волосами, обесцвеченными лунным светом. Он подумал о том, сколько раз он спал под открытым небом и видел, как лисица проходит мимо в своем серо-белом ночном одеянии. Утреннее солнце возвращало краски. И Данике тоже. Его сводили с ума ее рыжие волосы, светло-коричневые веснушки и зеленые глаза. И мраморно-белая попка.
Она двигалась не как лисица.
Может, олень? Он подумал о бело-золотистой задней части оленихи. Нет, не олениха. У нее более угловатая походка.
Кошка. Она двигалась как кошка.
Рысь!
Для женщины она была поразительно быстрой. Он отчетливо ощущал мускулы, когда брал ее за бедра. Да, в ней было что-то от дикой кошки.
Ему хотелось ее облизывать.
Ей могло такое понравиться.
Накануне вечером она снова кричала, как хищная птица. Громко, очень громко.
