ремонт и могут найти тайник.
– Вряд ли сам. Коробка пролежала внутри не менее…
– Ста лет? Уверен? Нельзя судить по дате изготовления леденцов.
– Возможно, но коробку спрятали очень давно, поверь. Не год и не два назад.
Софья покрутила головой. Убитый все не давал ей покоя.
– Я узнаю у Колобова, кто он таков, этот мужичок, и как попал в бригаду.
– Да с чего ты взяла, что он из бригады? То, что на нем была рабочая одежда, ни о чем не говорит.
– Полиция установит личность, и мы узнаем…
– Ничего не узнаешь. Ты вообще ни при чем.
Она вздернула подбородок и взглянула, как ей казалось, бесстрашно и гордо.
– Я попробую чем-нибудь помочь.
– Софья, нет!
– Я умная.
– Это я уже понял, но дело не в этом. Судьба рабочего тебя не впечатлила? Неужели непонятно? Если ты хоть на миллиметр приблизишься к убийце…
Наверно, Иван прав. Даже не наверно, а точно. Мероприятие практически безнадежное. Что мы, собственно, можем: выяснить, кому принадлежат инициалы? Ну выясним, и что это даст? Возможно, звали ее Люсинда Рыдвайкина, и она никогда тут не жила, а платок – просто подарок милому дружку. Узнать, что было завернуто в этот дурацкий платок? Каким образом? Это же невозможно без специального оборудования! Сведения о бывших жильцах вообще могут повести по ложному пути. А если выяснится, что убитый никакой не рабочий из бригады Колобова, то что остается? Ровным счетом ничего! Только ждать, когда Ивана посадят за убийство.
И зачем он вообще к ней пришел? Чем она может помочь?
А с другой стороны, раз пришел, значит, ему важно, чтобы она, Софья, поверила. Ведь так?
Она взглянула пытливо и увидела, что он смотрит на нее с нешуточной тревогой.
Жаль, что когда-то ей в голову не пришло поступить на юридический. Сейчас бы разложила цепочку дедуктивных умозаключений, и все стало бы ясно. А так придется действовать методом научного тыка.
Иван видел: несмотря на очевидную бесперспективность и нешуточную опасность, которая ей грозит, Софья борется с искушением ввязаться в расследование. Он решил надавить посильнее:
– Софья Павловна, я вас убедительно прошу, откажитесь от вмешательства в это дело. Вы не специалист. Все кончится плохо. Очень плохо. Непоправимо плохо.
– Я знаю.
– Если меня арестуют – а в этом я почти не сомневаюсь, – ты останешься одна. И тогда опасность удесятерится.
– Я понимаю.
– Если ты умная, то немедленно дашь слово ничего не предпринимать! Мне и так будет тошно в камере, не прибавляй беспокойства за твою жизнь.
– А зачем тогда ты мне все это рассказал? Меньше знаешь, крепче спишь.
– Мучила мысль, что ты считаешь меня убийцей.
– Я не считаю.
– Я же видел твои глаза, когда ты вошла.
– Просто в стрессе была. Но я так не думаю.
– Это успокаивает. Так что? Обещаешь?
Софья
