излучали приятное тепло, а ровный, идеально вылепленный нос, с жадностью втягивал в себя воздух.
Лицо незнакомца было бледно, а из уголков рта до самого подбородка, словно он только что осушил банку с вишневым сиропом, растекалась темно-красная краска.
Лишь через мгновение мысли у Людвига и Даниеля, хоть в чем-то сошлись: это была не краска, а густая свежая кровь.
Молодой человек остановился, и внимательно посмотрел на Людвига:
− Этот мужчина был вашим другом? − его величественный голос напоминал звучание колокольчика, разбавленное легкой ноткой хрипотцы. − Да, или нет?
Людвиг растеряно посмотрел на незнакомца, и неуверенным, срывающимся голосом пробормотал:
− Он… был моим боевым товарищем.
Мужчина тихо хмыкнул, а затем кивнул в сторону Даниеля:
− А что насчет этого юноши?
Молодой еврей пристально всмотрелся в глаза столь неожиданно возникшего из темноты мужчины. В них читались бесконечные сочувствие, доброта и… боль. На секунду Даниелю даже показалось, что он слышит у себя в голове тихий отчетливый шепот:
«Тебе нечего бояться. Я знаю, что ты хороший человек…».
Людвиг колебался с ответом, косясь на Даниеля, и смеривая его полным презрения взглядом.
− Ну? Я жду! − в аристократичном говоре незнакомца послышалось неподдельное недовольство.
− Он… − пропищал Людвиг, словно затравленная мышь, − Он просто прохожий.
Мужчину слегка шатало из стороны в сторону, но голос его все равно звучал невероятно уверенно:
− Гм, − хмыкнул он снова. − «Просто прохожий», значит?
− Да, просто прохожий… − глаза Людвига предательски сузились.
− А не у него ли вы отняли вот это?
Молодой человек вытянул сжатую в кулак ладонь вперед, а затем резко ее разжал. Вниз скатился круглый медальон Даниеля, и повис на толстой крученой цепочке, зацепившейся за длинные тонкие пальцы незнакомца, и медленно покачивался из стороны в сторону.
− Что ты ходишь вокруг да около? − вдруг заорал немец. − Да, да черт возьми! Ты все правильно понял! Мы избили и ограбили этого еврейского недомерка, ясно?! Неужели ты сам считаешь его за человека?
Даниель, чувствовал на себе взгляд бездонных голубых глаз, но не решался снова обратить на них взора, стесняясь застывшего на собственном лице выражения бессилия и страха.
− Не убий… − снова зазвучал прекрасный баритон. − Так гласит одна из десяти заповедей, дарованных Моисею…
− Не надо… − еле слышно пробормотал Даниель, чувствуя, как из его глаз начинают течь слезы, − Пожалуйста, пощади его! Пусть идет своей дорогой…
Но незнакомец, словно не слышал его, продолжая свой тихий монолог, и обращая свой взор к небу:
− И, видит Бог, я ее нарушил!!!
Глаза Даниеля скользнули по перепуганному лицу Людвига, а затем снова обратились к незнакомцу.
Глаза
