Положение Японии в Китае всё больше напоминает положение Наполеона в России.
– В таком случае как вам рисуются ближайшие европейские перспективы?
Чемберлен не задумывается:
– Несмотря ни на что, я остаюсь оптимистом. Общее положение, на мой взгляд, улучшается. Народы Италии и Германии не хотят войны, и Гитлер и Муссолини заверяли лично меня, что их задачей является мирное развитие вверенных ему государств и тех ресурсов, какие в них есть. У меня сложилось определённое впечатление, что Гитлер и Муссолини боятся войны.
Майский не может не улыбнуться:
– Я совершенно согласен с вами в одном: Гитлер и Муссолини действительно боятся всякой серьёзной войны. Однако, опасность положения Европы заключается в том, что оба твёрдо убеждены в возможности одерживать бескровные победы, победы, основанные на блефе, на превосходстве их нервов над нервами руководителей других стран.
Чемберлен останавливается, мрачнеет, думает, точно весь вытягиваясь вверх, и лжёт прямо в глаза, поскольку до такой новой победы остаётся всего две недели:
– Для таких побед время прошло!
Как представитель Советского государства полпред удовлетворён, он узнал всё, что ему нужно было узнать. Он отводит господина премьера в сторону, они прогуливаются, говорят о посторонних вещах, неприметно для обоих припоминают отца Чемберлена, и Чемберлен оживляется, на его измождённом бледном лице появляется легкий румянец:
– Вы знаете, мой отец никогда не предполагал, что я стану заниматься политикой. Когда он умирал, я тоже не имел представления о том, что стану депутатом и, позже, министром.
– Как же это случилось?
Воспоминания явным образом были Чемберлену приятны:
– А случилось так. Я был избран в муниципалитет Бирмингема и стал там лорд-мэром. Премьером тогда был Ллойд Джордж. Он пригласил меня взять пост генерального директора национальной службы. Я согласился. Однако после краткого опыта мне пришлось убедиться, что Ллойд Джордж не оказывает мне той поддержки, на которую я мог рассчитывать. По этой причине, приблизительно через полгода, я вышел в отставку. Возвратиться на старое место было уже невозможно: место лорд-мэра занял другой. Тогда я подумал, подумал и решил попытать счастья в политике, прошел в парламент и стал заниматься государственными делами. Может быть, Ллойд Джордж теперь об этом жалеет, но уже ничего не поделаешь!
Как был не призван, так и остался не призван, недаром Ллойд Джордж говорил, что Чемберлен оказался никуда негодным директором, и Майский задает пустой, уже совсем не нужный вопрос:
– Как вы относитесь к политическому наследию вашего отца?
Чемберлен смотрит на него свысока, явно с чувством благожелательного презрения:
– В истории редко встречается так, чтобы сыну довелось реализовать политическую программу отца. Но в нашей семье именно так и случилось. Я счастлив, что на мою
