включать меня в команду при всех, когда абсолютно каждый видел тот самый момент.
– Сулейман, – обратился к нему я, привстав, когда он направился ко мне. – Я хотел сказать…
– Я надеюсь, – он жестом разрешил мне сесть обратно и сам устроился рядом, – что ты не думаешь, что я зол на тебя из-за той помарки.
– То, что зол, не думаю. Но я хотел сказать… я ведь не защитник. И тем более не последний защитник… это вообще не моя позиция…
– Ты издеваешься? – он весело воззрился на меня. – Я не знаю на какой позиции играет единственный из моих родственников, кто любит футбол так же, как и я?
– Мало ли…
– Это чепуха, Саид! Я знаю, на что ты способен, просто я не знаю способностей других пацанов так хорошо, как твоих. Я тебя туда поставил из-за того, что не было альтернативы. А, учитывая, что ты почти профессионал – ты справился бы лучше всех. Или мне надо было этого шкета с челкой в защиту поставить?
Я приложил усилие, чтобы не вздохнуть с облегчением прямо на его глазах.
– Вот твой друг Арби – это прямо идеальный защитник! И в команде, которая была против вас, ему отлично в пару зайдет Увайс. А тебе будет твое место в центре поля, не переживай, – он подмигнул.
Мы попрощались и я, окончательно успокоившись, побрел к очереди, столпившейся у будки. Все вокруг были как будто давно знакомы друг с другом. Они общались, обсуждая не только отборочный матч, но и справляясь о делах родных и близких. В целом, нет ничего удивительного, что едва знакомые чеченцы расспрашивают друг друга о здоровье членов семьи или делах на учебе – или сразу об успехах на работе, если речь о взрослых – но их общение было куда более близким.
– Зря он так, конечно… – разговаривали стоявшие передо мной Малик и еще один парень, имени которого я не знал. – Это же игра всего лишь.
Я обернулся и увидел, что ребята, оставшиеся на поле, стали делиться на две команды, чтобы поиграть еще раз. Арби, заметив мой взгляд, жестом предложил присоединиться к нему, но я, улыбнувшись, покачал головой.
– А что он сказал именно? – фоном продолжался разговор стоявших передо мной в очереди ребят.
– А тебе сколько лет, Али? – спросил Малик.
– Семнадцать, – отвечал второй.
– А, ну ты не сильно старше, так что могу повторить это перед тобой. Он сказал что-то, что он кусок дерьма, что играть не умеет, а его все равно взяли…
– А мне восемнадцать, – шуточно вмешался я. – Может, я не должен был этого слышать?
Они обернулись ко мне, и я понял, что собеседник Малика – Али – точно ингуш. У него были светлые вдумчивые глаза, рыжеватая копна густых волос и выразительные брови. Сам он был рослым и худым, с донельзя выпирающим кадыком и светлой щетиной.
– О, брат, тебе точно не следовало это слышать, – Али понимающе кивнул.
– Почему? Я просто пошутил, – приподнял руки я и вздернул подбородок в сторону Малика. – Вряд ли и я сильно старше
