Я протянул руку Димитрию, и он коротко ответил на все интересующие меня вопросы.
– Можно ли по этой дороге добраться до Парнаса? – спросил я его.
– Да, туда мы и держим путь.
– Могу я присоединиться к вам?
– Почему нет?
– Что это за дамы?
– Это мои англичанки. Их милорд остался в отеле.
– Кто они такие?
– О! Это лондонские банкирши. Та, что постарше, – миссис Саймонс из банкирского дома Барли и Ко, милорд – ее брат, а барышня – ее дочь.
– Симпатичная?
– Кому что нравится. Лично мне больше нравится Фотини.
– Вы собираетесь дойти до крепости в Филе?
– Да. Они наняли меня на неделю за десять франков в день плюс питание. Я должен организовывать их прогулки. Начал я с этого маршрута, потому что знал, что встречу вас по дороге. Но что за оса их укусила?
Старая дама, которой надоело смотреть, как я отвлекаю от работы ее слугу, пустила свою лошадь рысью, причем произошло это в таком месте, где прежде, по мнению лошади, ей не приходилось переходить на рысь. Другая лошадь решила, что ей предложили побегать наперегонки, и перешла на тот же аллюр. Если бы мы с Димитрием проговорили еще пару минут, то дамы успели бы удалиться на нежелательное расстояние. Димитрий помчался за ними вдогонку, и я услышал, как госпожа Саймонс сказала ему по-английски:
– Не отходите от нас. Я англичанка и желаю, чтобы меня обслуживали как положено. Я плачу вам не за то, чтобы вы беседовали со своими друзьями. Кто этот грек?
– Это немец, сударыня.
– О!.. Что он здесь делает?
– Он собирает травы.
– Значит, он аптекарь?
– Нет, сударыня, он ученый.
– О!.. Он говорит по-английски?
– Да, сударыня, он говорит, причем очень хорошо.
– О!..
Каждое «О!» было произнесено старой дамой в отдельной тональности, однако высоту их звучания я не смог определить, поскольку не разбираюсь в музыке. Незначительные изменения тональности свидетельствовали о том, что с каждым полученным ответом я как бы возвышался в глазах миссис Саймонс. Тем не менее, она не удостоила меня ни единым словом, и я поплелся в хвосте кавалькады, стараясь не нарушать заданную дистанцию. Димитрий больше не осмеливался общаться со мной и шагал ссутулившись, словно военнопленный. За все время он лишь пару раз позволил себе бросить на меня взгляд, смысл которого в переводе на французский язык звучал примерно так: «Эти англичанки много о себе полагают!»
Мисс Саймонс ни разу не повернула головы в мою сторону и оставалось лишь гадать, чем именно ее уродство отличается от уродства Фотини. Следя за ней, мне мало что удавалось разглядеть, не рискуя показаться нескромным. Молодая англичанка показалась мне высокорослой и прекрасно сложенной. У нее
