переступила порог огромной, ярко озаренной обеденной и была оглушена безудержным весельем, царившим внутри. После нежно-шелестящего покрова леса этот разудалый галдеж терзал слух не хуже пилы.
А посетителей в трапезную набилось! Как сельди в бочке. Дюжина массивных лакированных столов орехового дерева, и за каждым – целая компания. Повсюду в аляповатых рамах красовались полотна с изображением разнообразных кушаний: марципановые замки, кексы и булочки, запеченные поросята, фазаны, лебеди… Полыхали масляные лампы, чадили сальные огарки, вынуждая Эрсиль болезненно щуриться. Потупившись и глубоко надвинув капюшон, она ждала в уголке, пока Къельт договаривался с хозяином.
Скопление народа действовало на Эрсиль угнетающе. Не дай бог налетит какой-нибудь разгильдяй с вечно чешущимися кулаками! В трактир стеклась едва не половина Удорожья – неуемная половина, воистину. Эрсиль успели трижды пихнуть, а укромных местечек, чтобы схорониться, нигде не просматривалось.
– Стояла ночь, и столб стоял,
И бравый Джек ему сказал:
«Так вовсе не годится!
А ну, с дороги, самохвал,
Пока пинка не схлопотал,
Ишь, встал тут и кичится!»
А столб по-прежнему стоял,
И Джеку он не отвечал,
Как тут не усомниться?
Джек шаркнул ботом, шапку снял,
Он поклонился и сказал:
«О, милая девица!» —
взревели мужчины на крайней лавке, подхватывая задорную песенку о Джеке, который, будучи во хмелю, принимал многострадальный столб то за девицу, то за «шельмеца-соседа», а то и за самого дьявола.
При вопле «Стояла ночь, и столб стоял!» Эрсиль испуганно дернулась и начала искать взглядом тихого трезвого Къельта. Он протиснулся сквозь шумливую толпу, сгреб Эрсиль за локоть и потащил ее к узкому проему в дальнем конце зала.
– На нас двоих одна комната, свободных больше нет, – известил Къельт, поднимаясь по лестнице. – Завтра ярмарочный день, торговцы и ремесленники съехались со всех окрестных деревень.
– Но… – вспыхнула Эрсиль.
– Я назвал тебя своей женой, миссис Бжо́брас.
– Что?! – подавилась Эрсиль.
– Ваши приличия фальшивые, – скривился Къельт. – Тебе же это важно? Если так, побудешь женой, мне все равно. Я никогда не понимал, зачем вы, смертные, насочиняли бездну глупых правил поведения, а теперь соблюдаете их только внешне.
«Какие мы здесь умные!» – хотела уколоть Эрсиль, но прикусила язык. Она запретила себе злить Къельта, это повредило бы ее задумке. А еще Эрсиль мысленно согласилась с ним: всякого рода условности порядком затрудняли ей жизнь, приходилось частенько врать – о том же вдовстве в Заречье.
Поплутав по грязноватым коридорчикам второго этажа, Къельт обнаружил требуемую дверь – исцарапанную и перекошенную,
