мерцающей темной массы воды неумолимо приближалась.
Я перегнулась через борт лодки, вперила взгляд в толщу воды и долго смотрела, не моргая. Я понимала, что смотрю в глаза самой смерти, но не той сутулой, пристыженной, пропитанной кислым запахом старых советских квартир с желтыми обоями в разводах, встретив которую на улице в Москве, люди испытывают отвращение и отводят взгляд. В Москве не умеют умирать. Нет, здесь смерть была богиней, к которой люди шли с распростертыми объятиями.
После нескольких минут моих наблюдений я поняла, что река изменилась. Вода уплотнилась до состояния расплавленного мазута, и теперь рябь на ее поверхности казалась не побочным эффектом дуновения западного ветра, а результатом титанического внутреннего напряжения в теле гигантского существа, по спине которого перемещалась наша лодка. Мышечное усилие разорвало гиганта на тысячи кусочков, и теперь каждая волна казалась самостоятельным существом со своей волей и разумом. Можно было проследить, как она рождалась, выплывая из-под гладких тел своих собратьев, и умирала, когда ее силы угасали. Это завораживающее переплетение напоминало экстатический танец какой-то давно забытой цивилизации, которая была, наверное, мудрее нас, но сгинула на пике своего развития из-за какой-то ничтожной, но роковой случайности.
Тем временем туман сгустился настолько, что, вытянув руку перед собой, я с трудом могла разглядеть кончики собственных пальцев. Однако нашего эфемерного лодочника это отнюдь не смущало, он точно знал, куда плыть.
Лодка зашелестела от соприкосновения с дном и, постепенно замедляясь, осела на мели прибрежной полосы. Мы по очереди спрыгнули на пропитанную влагой и покрытую водорослями серую почву.
Очень сложно было представить, что место, куда мы попали, было на планете Земля. Куда ни посмотри, везде был туман, плавным градиентом соединяющий землю и небо. Казалось, что перспектива искривилась и мы смотрели на мир через огромную линзу, которая выгнула плоскость пустыни стороны мертвых (так назывался берег Ганга, на котором мы высадились) и небосвод в обратную сторону таким образом, что теперь они представляли собой две огромные полусферы, образующие при соединении шар, заполненный молочной дымкой тумана.
Мы стояли внутри этого шара на островке земли, который был будто высвечен фонариком, как если бы кто-то от скуки решил поиграть лучом света с котенком. Пятнышко света убегает за секунду до финального прыжка, и даже если котенок настигает добычу, воспользовавшись задумчивостью хозяина, между лапок оказывается пустота. Так и я пыталась поймать эту ускользающую реальность, сомневающуюся в собственной материальности.
Мы двинулись в гущу тумана, надеясь, что пространство и дальше будет милостиво предоставлять нам в пользование почву под ногами. Пространство было не против, однако к чавкающему звуку шагов прибавился хруст. Я посмотрела под ноги: вся поверхность была усеяна ракушками, мелкими косточками,
