Серьезных изменений мы вправе ожидать через 36–40 встреч.
Что же такого произошло с Митей на первой сессии? Почему родители какое-то время могли находить с ним общий язык? Поскольку им стало трудно с сыном после рождения второго ребенка, мы вправе предположить, что одно связано с другим. Во время нашей встречи мальчик получил возможность выразить накопившиеся чувства с помощью игры и игрушек. Это была злость, в первую очередь. И она была активно прожита, реализована в действиях.
Митя, конечно, не мог достичь серьезных изменений за одну встречу. Для того чтобы он внутренне согласился с появлением малыша, перестроил существовавшую раньше картину мира, нашел для себя место в изменившейся структуре семьи, нужно немало времени. Но накопившееся напряжение получило разрядку, гром прогремел, туча пролилась дождем, небо души на время очистилось.
Андрюшины страхи
«Не бойся, мальчик! Это быстро – как комарик укусит».
При обращении за помощью мама Андрюши назвала следующие причины своего беспокойства:
• ребенок стал бояться комаров – до такой степени, что семья не смогла выезжать на дачу в выходные;
• воспитатели в садике начали отмечать, что мальчик перестал участвовать в общей активности детей, стал держаться особняком;
• дома, по наблюдениям мамы, сын стал более капризным, «часто ноет».
Из предварительного разговора выяснилось, что изменения в поведении ребенка появились вскоре после пребывания в больнице из-за воспаления среднего уха. Андрюша провел там с мамой две недели, а до этого лечился дома, тоже около двух недель.
На приеме я увидела шестилетнего мальчика с оттопыренными ушками. Он робел и поначалу очень несмело оглядывал комнату, потом взял маленький листочек бумаги и осторожно закрасил его краской. Это был какой-то обрезок листа, величиной с транспортную карту или кредитку. Потом Андрюша нарисовал медсестру или врача (не знаю, кого именно) уже на листке формата А4.
В нашем подходе не принято расспрашивать ребенка, задавать ему какие-либо вопросы. Это часто удивляет взрослых, родителей или начинающих специалистов. Роль игрового терапевта кажется пассивной.
Но давайте подумаем: в чем смысл вопросов взрослого? Узнать, что имел в виду ребенок? Направить его внутреннюю жизнь в том направлении, которое кажется нам правильным? Мне нравится базовое положение подхода: при безусловно положительном отношении и эмпатическом отклике специалиста маленький клиент САМ находит дорогу к исцелению.
Не столь важно, кого именно нарисовал мальчик – медсестру, врача, соседку. Имеет значение другое: то, что он сам решил, что сейчас рисовать. Бессознательные процессы ребенка вытолкнули на поверхность именно этот образ, именно в том виде, в каком он сейчас готов его обнаружить. И иметь
