и расставание с ним скорее стало благом, нежели, драмой. Её брак, над которым домокловым мечом повисла перспектива разрушения едва ли не сразу после его заключения, тем не менее продлился три года. Странный это был союз. Ни особых чувств, ни взаимных интересов. Ладно бы ещё расчёт какой-никакой присутствовал, так и его не было ни с той, ни с другой стороны. Словом, чёрт-те что, а не семья! Вот спроси, зачем выходила замуж, ответа не найдётся. Хорошо, что сдуру детей нарожать не удосужились. Однако, вот так запросто взять да и поставить на трёх годах своей жизни жирный крест, чтоб нигде, ничего не защемило, крайне сложно.
Разумеется, подобное случается сплошь и рядом с множеством мужчин и женщин – люди сперва женятся, потом, по прошествии какого-то времени понимают, что совершили ошибку, и разводятся. Вроде бы такого рода жизненные перипетии давно должны перекочевать в разряд обыденных явлений, и перестать быть чем-то из ряда вон выходящим. Но они по-прежнему выбивают из колеи даже крепкие закалённые в семейных дрязгах натуры, что уж говорить о Наташе – рафинированной двадцатичетырёхлетней девушке, воспитанной в лучших традициях российской интеллигенции.
Вполне естественно, что первые несколько дней после развода она пребывала в препаршивом настроении. Тогда, само собой из самых лучших побуждений, в процесс вмешалась Светка – подруга детства, юности, а теперь уже и зрелости. Не фига киснуть! Было и прошло! Наплюй! Все мужики – козлы. Радуйся, что в твоей жизни одним козлом стало меньше. Тебе сейчас нужно развеяться, и наилучшее средство – напиться и забыться. Что, собственно говоря, вчера и было проделано: избавление от брачных уз отметили по полной программе… Как же голова болит! Господи, за что мне эта голгофа и утро стрелецкой казни в одном флаконе? – внутренне взмолилась она. Ну, зачем, спрашивается, было так напиваться?
Казалось бы, в столь разбитом состоянии человеку должно быть ни до чего, но что-то Наташу насторожило. Правда, насторожило как-то вяло, и, с учётом общей заторможенности безраздельно владевшей организмом, она долго не могла сообразить, что именно. Наконец, поняла: чёрное шёлковое постельное бельё. У неё такого отродясь не было. Следовательно, она не у себя дома. А где?
Для внесения ясности в этот вопрос, Наташа оторвала голову от подушки и осмотрелась. Вокруг было непривычно просторно: до белого бетонного потолка как минимум метров восемь, с трёх сторон необработанные кирпичные стены, с четвёртой некое подобие стены из стекла – правильнее сказать, окно во всю стену, какие обычно в промышленных зданиях бывают. Если бы не паркетный пол и явные признаки жилья, вроде мягкой мебели, расставленных там и сям однотипных торшеров, пары комодов, огромного телевизора в центре и длинной барной стойки, за которой, судя по купольной вытяжке с трубой, уходящей куда-то под самый потолок, была обустроена кухня, то помещение больше всего походило на какой-нибудь заводской цех. Стало быть, я нахожусь в каком-то лофте, решила она. Однако это мало что объясняло.
Наташа
