когда в доме собирались гости, мой стол выносили, чтобы не портил вид.
Еще немного о новом-старом доме. Он располагался во дворе полукруглого здания, стоявшего на углу улиц Воровского и Спартака. Опять мы поселились в окружении цивилизации, но снова с удобствами во дворе. Дворик был крошечный, ни о каких посадках даже речи не было, туда и солнышко-то никогда не заглядывало. С одной стороны стоял одноэтажный, но высокий дом, а с другой тот самый полукруглый шестиэтажный домище. Кстати, в свое время это здание строилось под большую гостиницу, но во время войны там жили эвакуированные работники ленинградских заводов. Инженерный персонал жил на одном этаже, занимая по две-три комнаты, а сошка помельче по одной комнате на семью, а то и по две-три семьи в комнате. Даже коридоры в тупиках были отгорожены и там тоже жили. В одном из таких «помещений» жила моя будущая подруга Надя Пушкина. Тесновато, но зато тепло и светло. Розеток в комнатах там тоже не было, но зато на каждом этаже напротив шикарной широченной лестницы, расходившейся на две стороны, была просторная общая кухня с общей огромной плитой. Эта плита горела круглые сутки, приготовляя пищу для многочисленных обитателей комнаток и комнатушек. Дамы в шелковых халатах и бигуди приходили что-нибудь приготовить, их домработницы и дети крутились тут же – все собирались в этой кухне-клубе.
Мы с подружкой тоже туда захаживали. Но ненадолго и не часто. Наш дворик у этих жителей был весь как на ладони. И вот этот-то старый гнилой дом Леля купила аж за пятьдесят тысяч рублей (буханка хлеба стоила полтора рубля, а бутылка водки – двадцать один рубль двадцать копеек). Можно было за эти деньги купить прекрасный почти новый дом с участком и садом, но Леле захотелось поближе к рынку. Она предполагала, что будет торговать и дальше. Одной ей жить в большом доме не хотелось, поэтому-то она и пригласила на жительство нашу семью. Места там было достаточно: три комнаты, кухня и две печки: одна русская, другая – голландка.
Сама Леля поселилась в большой комнате с пятью окнами, мама с папой – в средней проходной, а нас с Юрой разместили в маленькой комнате, рядом с кухней. Нормально устроились!
Эта приятная метаморфоза в нашей жизни произошла летом 1947-го года. Меня в соответствии с новым местом жительства перевели в Первую Городскую женскую школу, а Юру в Десятую мужскую. Он был отличником, и его взяли в лучший класс, а меня в обычный второй-пятый. В первом-первом и втором-первом учились дочери работников НКВД. Неподалеку от школы был и их жилой городок – прекрасные дома с шикарными квартирами, с помещениями для домработниц (я бывала там и видела эту роскошь собственными глазами). При входе дежурила вооруженная охрана и проникнуть в дом я могла только в сопровождении пригласившей меня в гости ученицы, дочки НКВДшного офицера.
Так вот, эти самые милиционеры были нашими шефами, поэтому родителям не приходилось заниматься ремонтами. Каждую осень мы приходили в сверкающую чистотой
