глазах Мэри вновь блеснул интерес:
– Да?
– Видите ли… Мне… – Почему ей так трудно рассказывать о том, как она помогала Монку? Ведь в сотрудничестве с полицией нет ничего позорного. – Я познакомилась с полицейским инспектором, который расследовал дело об убийстве одного армейского офицера, и казалось, что вот-вот произойдет ужасная судебная ошибка…
– И вы смогли предотвратить ее? – предположила старая леди. – А позже вы не возвращались к вопросу о больничной реформе?
– Я… – Эстер почувствовала, что мучительно краснеет. Перед ее глазами так отчетливо встало лицо Уильяма – скуластое, с темными глазами, – словно он сидел напротив.
– Позже возникли всякие другие дела, почти сразу, – пробормотала она. – И опять существовала угроза несправедливого приговора. Я помогала…
Легкая улыбка тронула губы Мэри:
– Понимаю. По крайней мере, догадываюсь. А потом еще одно дело, и еще? Каков он из себя, этот ваш полицейский?
– Он вовсе не мой! – с излишней горячностью воскликнула девушка.
– Не ваш? – не поверила миссис Фэррелайн, и в ее голосе прозвучала насмешка. – А разве вы не влюблены в него, моя дорогая? Расскажите мне, сколько ему лет, как он выглядит?
Медичка на мгновение усомнилась, стоит ли говорить, что Монк сам не знает своего возраста. В дорожной катастрофе он потерял память, которая стала понемногу возвращаться к нему лишь через много месяцев, почти через год. Это была слишком долгая история, и к тому же Лэттерли не была уверена, имеет ли право ее рассказывать.
– Я точно не знаю, – уклонилась она от ответа.
Мэри кивнула:
– А его внешность, манеры?
Эстер попыталась быть честной и беспристрастной, но это оказалось труднее, чем она ожидала. Уильям всегда вызывал в ней сложное чувство: она восхищалась его острым умом, смелостью и преданностью истине, но терпеть не могла его злости по отношению к тем, кого он подозревал в преступлении, и к товарищам по службе, если они оказывались чуть медлительнее его самого, не такими сообразительными или менее склонными к риску.
– Он достаточно грузный, – начала сиделка задумчиво, – пожалуй, высокий. Держится очень прямо и потому выглядит…
– Элегантным? – подсказала ее подопечная.
– Нет… то есть, пожалуй, да, но я не то хотела сказать. – До чего же глупо так спотыкаться на каждом слове! – Пожалуй, точнее всего назвать его гибким. Он некрасив. Лицо у него правильное, но настолько жесткое, что кажется… Я чуть не сказала: едва ли не высокомерным, но это неточно. Оно именно высокомерно. – Девушка глубоко вздохнула и продолжила прежде, чем Мэри успела перебить ее: – Манеры у него чудовищные. Он прекрасно одевается и тратит уйму денег на туалеты, потому что тщеславен. Говорит что думает, нисколько не заботясь о том, позволительно это или нет. А еще он нетерпим и не уважает авторитеты, как и тех, кто хоть немного менее талантлив, чем он
