стойко держался до начала июня 1611 г., хотя из 80.000 жителей осталось не больше 8000 (по Соловьеву): в городе свирепствовала цинга, от которой умерло множество народа. Судьба Смоленска решилась предательством. Некий Андрей Дедишин перебежал из города к королю и указал на часть стены, которая была, как недавно выстроенная наспех, слабее других. Поляки тотчас же направили на них огонь своих пушек и сделали в ней широкий пролом.
В ночь на 3 июня последовал общий приступ: изнуренные двадцатимесячной блокадой защитники города не смогли остановить натиск, нахлынувшего со всех сторон, и в особенности в сделанном проломе, врага. Часть русских пала под ударами неприятеля, другие устремились в соборный храм Святой Троицы. Под ним хранился запас пороха. Кто-то зажег его… «Но кто зажег, – говорит Жолкевский, – наши ли, – или Москвитяне – неизвестно; приписывают это последним… Огонь достигнул до запасов порох, (коего достаточно было бы на несколько лет,) который произвел чрезвычайное действие: взорвана была половина огромной церкви (при котором имел свое пребывание Архиепископ,) с собравшимися в нее людьми, которых не известно даже куда девались разбросанные остатки и как бы с дымом улетели. Когда огонь разпространился, многие из Москвитян, подобно как и в Москве добровольно бросились в пламя за православную, говорили они, веру. Сам Шеин, запершись на одной из башен… стреляя в Немцев, так раздражил их убив более десяти, что они непременно хотели брать его приступом; однако не легко бы пришлось им это, ибо Шеин уже решился было погибнуть, не взирая на то, что находившиеся при нем старались отвратить его от этого намерения. Отвратил же его, кажется от сего больше всех, бывший с ним – еще дитя – сын его»55. Шеин сдался главному польскому воеводе Якову Потоцкому, объявив, что никому другому он живым в руки не сдастся. Оказавшись в руках поляков, король приказал подвергнуть Шеина пытке, чтобы допросить о разных подробностях осады Смоленска, после чего Шеин был отправлен в оковах в Литву и заключен в темницу. Такому же заключению в Польше подвергся и архиепископ Смоленский Сергий, который и принял смерть в узах.
Радость Сигизмунда и поляков по случаю взятия Смоленска была чрезвычайна. Ксендз Пётр Скарга сказал в Варшаве длинную проповедь, в которой громил русских за упорство в исповедании своего раскола, и патриарха, причем, по словам С. Соловьева, «знаменитый проповедник не счел за нужное позаботиться о том, чтобы факты, им приводимые», имевшие место в Московском государстве, «были хотя сколько нибудь верны»56.
Вместо того чтобы дальше идти к Москве на выручку Гонсевского, Сигизмунд на радостях решил вернуться в Польшу. 29 октября 1611 г. в Варшаве происходило великое торжество: через весь город к королевскому дворцу ехал верхом в сопровождении блестящей свиты гетман Жолкевский, а за ним за приставами везли в открытой повозке пленного царя В. И. Шуйского с двумя братьями. Во дворце канцлер Л. Сапега сказал
Рукопись Жолкевскаго. Изданная Павлом Мухановым. Универ. тип., Москва, 1835, стр. 216—218.
Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга вторая. Том VI – X. Второе издание. Общественная польза, СПб, 1896, стр. 990.
