на грудь, словно хотела услышать, как бьется мое сердце.
– Поцелуй меня на прощание, – попросила тихо. – Наверное, мы уже не увидимся.
Чмокнул в пахнущий шампунем пробор…
– А в губы? – Мне показалось, во взгляде сквозь озорство пробиваются грусть и неуверенность.
Во, дает, феминистка! И сколько таких рыжих симпатичных феминисток сбивает нас с пути истинного! Каждому женатому мужчине надо выдать медаль «Муж-герой» от первой до десятой степени – в зависимости от тяжести преодоленных соблазнов.
Я приобнял ее за плечи и перестал слышать крики чаек. Мне, конечно, светит десятая степень, за самые тяжелые испытания…
Катька с сияющими глазами отошла от меня и покосилось на здание морского вокзала. Там, на низком крылечке возле бесшумных дверей, толпились люди. Она словно выглядывала кого-то.
– Ты чего? – сказал я, чтобы что-нибудь сказать.
Она прошлась изучающим взглядом по моему лицу и показала красивым пальцем на здание эстонской компании, высившееся в начале длинного мола:
– Я поеду домой с того причала! Паром «Эстония»!.. Вот тебе мой таллиннский телефон и адрес. Напиши…
Я сказал, что напишу. Она притянула меня за уши и влепила долгий поцелуй в губы.
– Не перестаю удивляться эстонским свиристелкам, – пошатываясь, сказал я.
– А я тебе!
– Почему?
– Потому. Иди, скоро отправление. – Она подтолкнула меня к трапу, перекрестила и пошла к стеклянной коробке вокзала с поникшим шведским флагом.
У дверей к ней подошел угрюмый белобрысый парень, и я догадался, что это Эрик. Катька сказала ему что-то язвительно-резкое и стала усиленно махать мне рукой – милый уезжает… Артистка!
Эрик хмуро покосился на меня и отвернулся.
Я тоже махнул ей несколько раз и, слегка обиженный этим спектаклем, взошел на паром.
…Когда через много месяцев я позвонил в Таллинн и попросил Катрин, свистящий женский голос спросил, какую Катрин мне нужно, как ее фамилия. Я назвал фамилию.
В трубке задумались.
– Она еще работала в Швеции, – подсказал я. – Девушка такая…
– Та, та, – печально сказали в трубке. – Та тевушка… Та тевушка пагип на пароме «Эстонья». Они стесь польсе не сывут.
Я извинился и положил трубку.
У нас в Зеленогорске стоял теплый май, цвела сирень, только не прыгали по траве серые и черные крольчата…
Рыжая симпатичная свиристелка. И чего ей не сиделось дома? Ведь паром затонул на маршруте Таллинн—Стокгольм, значит, она опять плыла в Швецию.
Я не стал вычеркивать ее из записной книжки, а лишь поставил против ее фамилии крест.
Часть II
Часть II. Записки ретроразведчика
Ни один человек не богат настолько,
чтобы купить свое прошлое.
Оскар Уайльд
1.
