вот не сообразила пакетики захватить, – словно бы извиняясь, пояснила гостеприимная дама. – Кстати, Лариса Павловна я. Будем знакомы. Нам тут ведь еще долго вместе мыкаться. Простите, но здешнего мудреного приветствия я так и не запомнила, так что давайте по-нашему, по-простому: здравствуйте, Варфоломей, уж не знаю как вас по батюшке…
– Наверно, Евлампиевич, – тут же фыркнула Татьяна.
– Брысь! – сказала ей Лариса Павловна. – Дай с человеком поговорить. Он же новичок, ему все интересно. Так вот я и говорю: я привыкла по-простому…
– Это не простота, Лариса, – неожиданно вмешалась в разговор еще одна дама – постарше, с седыми, аккуратно собранными в узел на затылке волосами. – Это не простота, а элементарное нежелание соблюдать требования той веры, которую ты, по крайней мере, на словах приняла. И гордиться тут нечем. В чужой монастырь со своим уставом, как известно, не ходят.
– Ну, конечно, ты, Фарида, у нас, как всегда самая правильная! – с неожиданно выплеснувшимся раздражением откликнулась Лариса. – Вечно изображаешь из себя Бог знает что!..
«Э, – отметил про себя Варфоломей, – да тут, оказывается, уже кипят подспудные страсти…»
Неизвестно чем бы кончилась перепалка между Ларисой и Фаридой, но дверь вдруг распахнулась, и в комнату ворвалась Снежана. Варфоломей уже заметил за ней такое свойство: все делать стремительно, порывисто: не входить, а врываться, не открывать дверь, а распахивать, не смеяться, а хохотать…
И тут еще с порога она возвестила:
– Девочки! – ее взгляд упал на Варфоломея, и она на минуту запнулась. – Братья и сестры! То есть сестры и брат! Нас приглашают в конференц-зал. Там сейчас будет читать лекцию доктор Сайерс!
Собеседницы Варфоломея мгновенно прекратили ссориться и, приняв привычное постное выражение лица, поспешили к выходу. Варфоломею было жаль оставлять недопитый чай, но делать было нечего – он послушно последовал за женщинами.
Конференц-зал Академии вполне соответствовал общему стилю, царившему здесь, в котором благопристойность и скромность сочетались с ощущением деловой значительности и важности всего тут происходящего. Перед маленькой уютной сценой почтительным полукругом выстроились кресла, обитые красным бархатом, сама сцена была украшена изящной вазой с цветами. Мягкий свет, льющийся откуда-то сбоку, сразу настраивал на искреннюю задушевную беседу. Пока аудитория постепенно заполнялась, в зале звучала приглушенная мелодичная музыка, ровно работали кондиционеры, призванные снять напряжение, дать возможность присутствующим расслабиться, почувствовать себя раскованными. Движения вдруг приобретали плавность, тихие голоса начинали звучать так же мелодично, как музыка.
«А тут совсем неплохо», – констатировал Варфоломей, уютно устраиваясь в кресле, которое словно бы приняло его в свои объятья. Все это чем-то напоминало кабинет восстановительной психотерапии, в котором однажды у себя на родине довелось побывать Варфоломею.
