еще.
– Так хочется своими глазами увидеть мою рану? – удивился Новицкий.
Тут все закивали, и тогда он быстро стащил с себя штаны и развязал повязку.
Кампа по очереди подходили к нему, с самым серьезным видом разглядывали длинную, глубокую, уже начинавшую затягиваться рану, громко обмениваясь мнениями. Чуаси, тоже осмотрев рану, дружески похлопал Новицкого по плечу:
– Пусть ты и белый, кумпа, но все равно человек деловой, добрый, и храбрости тебе не занимать. И не смотришь на индейцев свысока, как другие виракочи.
Новицкий в ответ тоже похлопал Чуаси по плечу:
– Никогда не имел привычки задирать нос, и среди индейцев у меня много друзей. Я даже однажды чуть не женился на дочери вождя.
– Ну, не жалей, что не женился на ней. И у нас девушку можешь взять в жены, да и не одну, а сколько пожелаешь!
Новицкий был явно смущен. Он-то считал так: жена для моряка – что якорь для корабля. Но тут, на его счастье, все вдруг отвлеклись.
Смуга, воспользовавшись всеобщей суматохой, едва слышно шепнул своему другу по-польски:
– Внимание! Совещание закончилось.
И правда, из большой хижины выходили прибывшие и местные вожди. Вожди других племен отличались от полуголых местных курак тем, что были одеты в коричневые либо синие кушмы до пят. Их головы украшали уборы из пальмовых волокон с вставленными в них яркими перьями птиц. Все незнакомцы были коротко подстрижены. Из соседней хижины выбежала толпа женщин, тоже в кушмах. Судя по всему, это были жены гостей, каждая из них несла лук, пучок стрел и мешок с едой.
Возглавлял шествие полунагой Онари, а рядом с ним шел невысокий щуплый человек, одетый в длинную полотняную кушму и потрепанную шапку с козырьком.
Завидев приближавшихся старейшин, кампа, обступившие Смугу с Новицким, тут же стали полукругом. Теперь индеец в столь нетипичном для южноамериканских джунглей головном уборе шел впереди шамана. Все с почтением и едва ли не со страхом уступали ему дорогу. Этот чужак неприметной внешности уверенно ступал между двумя рядами кампа, явно направляясь к белым пленникам.
– Кто это такой? – вполголоса поинтересовался Смуга у стоявшего рядом Чуаси.
– Это… Это Тасулинчи[21], самый главный вождь свободных кампа в Гран-Пахонали, – неохотно пояснил Чуаси.
Тасулинчи тем временем приблизился к пленникам. Остановившись перед ними, без всякого стеснения вперил в них холодный, проницательный взгляд. Кампа почтительно расступились перед ним, даже неустрашимый Чуаси и тот сделал пару шагов назад.
– Здравствуйте, – по-испански произнес Тасулинчи. – Я много слышал о вас и вот решил с вами познакомиться.
Он по очереди подал руку Смуге и Новицкому, потом, согласно обычаю южноамериканских индейцев, похлопал мужчин по плечу.
– Говоришь, слышал о нас, а вот мы о тебе что-то не слыхали, да и не видели ни разу. Поэтому
Знаменитый Тасулинчи происходил из племени кампа. Какое-то время был невольником у белого хозяина, жившего у реки Унини. Именно тогда Тасулинчи и освоил испанский язык, на котором бегло изъяснялся. Позже он сбежал в Гран-Пахональ к свободным кампа и завоевал у них непререкаемый авторитет. Благодаря врожденному дару дипломата, упорству и проницательности Тасулинчи сумел примирить враждовавшие племена из Гран-Пахонали и берегов Укаяли, склонив их в 1915 году к вооруженному восстанию против ненавистных белых в перуанской Монтанье (автор повести переносит начало этого восстания на несколько лет назад). Под предводительством Тасулинчи победоносная для индейцев кровопролитная война добралась до среднего течения Укаяли. Резня вызвала панику среди белых поселенцев. На длительное время берега Укаяли обезлюдели. Белые решились возвратиться туда лишь несколько лет спустя. В 1928 году известный польский этнограф, путешественник и писатель Мечислав Лепецкий по поручению польского правительства исследовал возможности создания поселений поляков на Укаяли. Во время этой экспедиции он встречался и беседовал со знаменитым Тасулинчи у реки Тамбо.
